Держава и окраина. Н.И.Бобриков — генерал-губернатор Финляндии 1898-1904 гг. - Туомо Илмари Полвинен
Зато издание постановления о равноправии местных языков считал Бобриков, «в видах успокоения финнов и для поддержания сената, престиж которого значительно поколеблен агитаторами-шведоманами можно считать небесполезным».
Бобриков возражал против предложения фон Плеве «приостановиться реформами». Финляндцы, мол, прежде всего объяснили бы такую приостановку, как слабость русской власти, что побудило бы сепаратистов к наращиванию требований и к еще большей наглости. «Полумеры, как свидетельствует история, всегда вредны, поэтому целесообразнее осторожно, но твердо и без колебаний идти вперед». Шведоманы ни в коем случае не будут удовлетворены положением скромных советников ни в Петербурге, ни в Хельсинки, а станут стремиться опять к прежнему, к почти безраздельной и представляющей преступный сепаратизм власти над краем.
С точки зрения общегосударственных интересов возможности компромисса не было, и поэтому Февральский манифест должен оставаться в полной своей силе и неприкосновенности, как «важнейший и полезнейший документ, изданный со времени присоединения Финляндии к России. Если к этому закону требуются дополнения, то их надлежит составить в учреждении Империи и издать единоличною Самодержавною Властью, без участия в сем деле финляндского земского сейма и без всяких о том следов в сеймовом уставе Финляндии».
В заключение Бобриков счел уместным ответить на обвинения в свой адрес: «Упоминание составителем записки того, будто бы местное население убеждено, что генерал-губернатор правит единовластно и бесконтрольно, совершенно безосновательно. Не зная на чем основано такое утверждение, я лишен возможности высказать об этом мнение и представить здесь соответствующие разъяснения».
Отправляя официально в Петербург подготовленные 3 (16) апреля 1902 года сенатом предложения, Бобриков в своем отзыве повторил и дополнил соображения, высказанные им в ответной записке. Инициатива сената не отвечает общегосударственным интересам и не способствует сближению Финляндии с империей. Еще комитет Бунге в 1893 году попытался составить список дел, относящихся к общегосударственным, но было замечено, что осуществить эту идею невозможно. Если представление, несмотря ни на что, будет передано сессии сейма, Бобриков отказывался принимать на себя ответственность за последствия, которые могут быть вызваны подобным образом действий. Об отказе от основ самодержавия не могло быть и речи, поскольку тогда Финляндию поставили бы в особое положение по отношению к другим провинциям империи.
Фон Плеве все же настаивал на своем. Любое уточнение закона следует уже само по себе рассматривать как позитивную меру. Иное дело, удастся ли затем сенату составление предлагаемого перечня. Идею никак невозможно заранее объявлять невыполнимой, особенно если приняты во внимание законодательные материалы, собранные в течение почти столетия и основанные на историческом опыте. Поэтому правительству не следует отказываться от попытки найти решение вопроса.
Фон Плеве считал, что не может согласиться с мнением Бобрикова, будто для осуществления изменений время неподходящее. Поручение сенату провести подготовительную работу еще не обязательно означало передачу представления сессии сейма. Наоборот, если в Финляндии вспыхнут беспорядки, то в соответствии с рескриптом от 7 (20) апреля, естественно, планируемая разработка сеймового устава будет прекращена. Но так далеко дело все же не зайдет.
Поручение сенату составления перечня успокоило бы, по мнению фон Плеве, настроения в крае, где агитаторам удалось убедить большой слой населения в том, что правительство пытается аннулировать значение сейма и лишить Финляндию ее самоуправления. Дав сенату поручение, просимое им, правительство показало бы, что оно не поддерживает царящей неопределенной ситуации, а наоборот, готово поддержать каждую попытку найти из нее выход. Так из-под ног агитаторов была бы выбита почва. Фон Плеве считал предприятие столь важным, что поддерживал осуществление попытки даже под угрозой ее неудачного завершения. Решение императора следовало, разумеется, дать империи и Финляндии в виде общего закона. Фон Плеве не видел причины устранять финляндские ведомства от подготовительной работы, поскольку их участие предполагают и основные положения Февральского манифеста. Таким образом министр статс-секретарь предложил, чтобы сенату Финляндии поручили составить для совмещения сеймового устава 1869 года с Февральским манифестом 1899 года предложение представления сейму, определившее бы границы тех дел, которые, подпадая под общегосударственное законодательство, не подлежат компетенции сейма. Император, указав, что ему требуются более точные данные об этом деле, опять отложил принятие решения.
Бобриков все время оказывал непрекращающееся давление. Он утверждал, что сейм имеет права лишь совещательного органа, а желает заниматься делом о перечне как законодательная палата, и таким образом речь идет об ограничении права Российского Самодержца вводить общегосударственные законы. И кто ограничил бы? Провинциальное земское собрание! И в довершение ко всему могло возникнуть положение, когда в общегосударственных делах слово одного сословия сможет перевесить волю Всероссийского Монарха. Одно только упоминание о возможности таких вариантов показывало, как считал Бобриков, невозможность ситуации. Кроме того, передача представления сейму означает для правительства самообвинение и признание, что оно действовало ошибочно, издавая Февральский манифест. Финские агитаторы не замедлили бы объявить это своей победой и тяжелым поражением престижа правительства. Стоило ли почем зря ободрять сопротивление?
Министр статс-секретарь ведь и сам сомневался, можно ли подготовленное ранее сенатом представление передать сессии сейма, — указывал генерал-губернатор и, развивая свою мысль, считал более осторожным вообще не говорить о передаче представления сейму. Принимая во внимание «особенности логики финнов и их излишнюю доверчивость», не было необходимости пробуждать в них напрасные надежды. Если же император поручил бы сенату составить представление сейму, которое так никогда бы и не было дано на рассмотрение сейма, наверняка поднялся бы вновь крик о «нарушении обещаний». Подходящее решение Бобриков видел в том, чтобы упомянутую подготовительную работу поручили сенату, но не
