Держава и окраина. Н.И.Бобриков — генерал-губернатор Финляндии 1898-1904 гг. - Туомо Илмари Полвинен
Николая Ивановича никак нельзя обвинить в инертности. Еще 12(24) января 1899 года временно исполняющий обязанности министра статс-секретаря Прокопе получил, к своему изумлению, письменное повеление царя о запрещении представления к должности сенатора, губернатора и начальника центрального учреждения лиц, не владеющих русским языком. Как нетрудно было Прокопе предположить, за повелением императора стоял Бобриков. Все же по причинам практического свойства повеление вступило бы в силу в отношении Юридического департамента сената лишь в 1904 году.
Благодаря «Запискам» Бобрикова, а также отзывам Гончарова, сената и фон Плеве «Совещание Фриша», приступая к работе, имело в своем распоряжении обилие материалов. Однако углубляться в различие толкований Бобриковым и сенатом значения повелений Александра I и достижений России в языковой политике совещание не стало, сочтя это излишним. Вопрос заключался в том, как подчеркивал фон Плеве, что необходимо было установить, принятие каких мер в этом деле требуют насущные интересы России. С этой точки зрения сближение империи и окраины также и в языковом вопросе было неизбежным. Генерал-лейтенант Гончаров уже указал, что введение русского языка по меньшей мере в центральных учреждениях делает возможным полноценное участие высшего должностного лица, генерал-губернатора, в управлении краем. Принимая во внимание практическую необходимость, следует теперь, как особо отметил фон Плеве, взвесить и решить принципиально, раз и навсегда, какой язык может и должен быть признан для Финляндии языком государственным — язык ли государства, нераздельную часть которого она составляет, язык ли прежних обладателей Великого Княжества — шведов, или, наконец, язык туземного населения — финский. На поставленный таким образом вопрос может последовать лишь один ответ: «языком государственным должен быть признан язык Державы, в обладании коей находится Финляндия. Согласно совершенно верному замечанию генерал-адъютанта Бобрикова, русский язык — духовное знамя Империи и первейшее условие внутреннего объединения всех ее составных частей».
Дабы избежать ненужных волнений окраины, совещание хотело все же подчеркнуть, что речь идет о введении русского языка в делопроизводство некоторых административных присутственных мест. Национальной, этнографической и культурной самобытности местного населения это не затронет. Цитируя прямо брошюру Бобрикова «Русский язык в Финляндии», Совещание продолжало: «Согласно сему, в области богослужения, литературы, семьи, дома и вообще в частном обиходе употребление местных языков отнюдь не должно быть стесняемо». Таким образом, русификация местного населения окраины, как таковая, осталась за пределами поставленной цели. Бобриков заметил, что финн, не пожелавший выучить русский язык, сам же и останется в убытке. С помощью знания языка младший брат — финляндец научился бы относиться с доверием к старшему брату — русскому. Однако, как считал генерал-губернатор, для принципа добровольности места в действиях государства, не оставалось. Все подданные, какую бы народность они не представляли, должны были, если хотели поступить на государственную службу и получать жалование, подчиниться этому властному требованию правительства. Правительство предполагало, что все поступающие к нему на службу лица окажутся владеющими государственным языком.
В процессе обсуждения Совещание заслушало также представленные графом Гейденом общие положения:
1. Каждое проживающее в Финляндии лицо должно иметь право подавать всем государственным чиновникам заявления, жалобы или прошения на русском, или шведском или финском языке и получать на них ответы на том же языке;
2. Лица, назначаемые на постоянные должности, обязаны представлять свидетельство о владении русским языком. В порядке исключения, например, в случае назначения на должность пастора, разрешение может дать лишь генерал-губернатор;
3. Переписка канцелярии генерал-губернатора и штаба финляндских войск с местными чиновниками должна вестись только на русском языке. Гейден обрисовал детально языковые проблемы, касающиеся практики судебных присутствий, и Совещание сочло высказывания бывшего генерал-губернатора слишком расширенными. Старик отстал от времени, о чем, естественно, ему прямо не сказали. Ведь речь шла о введении русского языка в учреждениях управления Финляндии. Судебные присутствия следовало полностью оставить за пределами обсуждения, поскольку введении в них русского языка будет отрегулировано в более подходящее время в связи с предстоящим еще изменением судебной системы Финляндии.
По мнению Бобрикова и фон Плеве, к которому присоединился и Гейден, канцелярия генерал-губернатора, статс-секретариат и штат финляндской Паспортной экспедиции в Петербурге владели государственным языком уже столь хорошо, что на делопроизводство и переписку на русском языке в них можно будет перейти очень быстро. Совещание назначило и срок: к 18 сентября (1 октября) 1900 года.
Сложнее обстояло дело с Хозяйственным департаментом сената (как уже отмечено выше, Юридический департамент пока что оставили в стороне), но по мнению Совещания, трудности были преодолимыми. Корень проблемы был как раз в сенате, и решив ее, решили бы весь вопрос о языке администрации в Финляндии. «Нет сомнений в том, что коль скоро в высшей администрации края войдет в употребление устно и письменно русский язык, после этого уже не будет особых препятствий для постепенного введения русского языка в обращение и во всех остальных ведомствах и учреждениях Великого Княжества». Так, согласно линии Бобрикова, Совещание определило переход сената на русский язык в качестве первого шага в постепенном проведении реформы по русификации правительственного аппарата Финляндии.
С 1 октября 1900 года (по н.с.) всеподданнейшие доклады Хозяйственного департамента сената, заключения и докладные записки генерал-губернатору следовало составлять только по-русски. При необходимости к ним разрешалось прилагать перевод на местные языки.
С 1 октября 1903 года (по н.с.) рассмотрение дел в Хозяйственном департаменте сената и его экспедициях должно было происходить только на русском языке. Исключения из этого правила были точно обозначены. Их было всего три. Разрешалось: провозглашать относящиеся к рассматриваемому делу оригинальные документы на том языке, на каком они составлены; прикладывать по просьбе заявителя перевод на шведский или финский язык при выдаче копий решений сената; членам сената в течение пяти лет с упомянутой даты давать в ходе заседания устные объяснения на шведском или финском языке. Совещание, однако, сочло это недостаточным. Поскольку центральные учреждения и губернские управления могли по-прежнему обращаться в сенат на местных языках, осуществление нововведения в сенате могло задержаться, если даже не остаться мертвой буквой. Поэтому было необходимо, чтобы центральные учреждения и губернские управления общались с сенатом и генерал-губернатором только по-русски. Был определен и срок этого: с 1 октября (по н.с.) 1905 года. Тем не менее учреждения, работавшие на русском языке, обязаны были принимать и рассматривать прошения частных лиц на том языке, на каком они были составлены.
Все же предложение Бобрикова, чтобы вся переписка центральных учреждений и губернских управлений велась бы по-русски, но при этом к письменным
