Держава и окраина. Н.И.Бобриков — генерал-губернатор Финляндии 1898-1904 гг. - Туомо Илмари Полвинен
Россия уже и так имеет достаточно внутриполитических проблем, чтобы еще во что бы то ни стало создавать дополнительные в связи с Финляндией, считал Витте, придерживавшийся прежней линии. Убийство короля Италии весной 1900 года Витте использовал в качестве предостерегающего примера, намекая в своем письме к Сипягину на финнов. «Финляндский вопрос меня беспокоит, — писал он. — Как бы там не вышло что-либо дурного». Вообще-то они, конечно, народ особенно лояльный и законопослушный, «но везде есть сумасшедшие».
Уравнение воинской тяготы путем финансовой компенсации, вносимой Великим Княжеством, было бы для министра финансов, обеспокоенного недостатком капиталов в казне, само собой разумеется, желательным вариантом решения вопроса. Одновременно представлялась возможность вставить палки в колеса фон Плеве, худшего противника Витте во внутриполитических делах. Следует, однако, заметить, что в данном деле Витте выступал не только против фон Плеве, но и против военного министра Куропаткина. Когда Витте и Куропаткин несколько лет спустя (в 1903 году) стали выяснять отношения, Куропаткин заявил открыто, что начало разрыва между ними было положено вмешательством Витте в финляндские дела. Позднее появилось и много иных причин споров. Хотя в результате позднего выяснения отношений полного взаимопонимания достигнуто не было, обе стороны считали «проветривание» стоящим. Куропаткин доверил дневнику такое признание: «несмотря на все, испытываю к этой огромной фигуре (Витте) не вполне понятную и мне самому нежность... Он сильнее нас всех».
Куропаткин, разумеется, считал своим долгом ответить на высказанные Витте и другими замечания и возражения против проекта закона о воинской повинности. Прячась за спину императора, военный министр напомнил, что о самом по себе верном и желательном направлении финляндских призывников на флот России не было сказано в тех одобренных государем общих направлениях, соблюдая которые Главный штаб составлял представление законопроекта о воинской повинности. А дополнение это настолько значительно, что потребовало бы полностью нового рассмотрения соответственно порядку введения законов, провозглашенного Февральским манифестом. Так что к этому можно было бы вернуться позднее в качестве особого вопроса. Зато точка зрения министра финансов Витте была, по мнению Куропаткина, существенно ошибочной. Сохранение статус кво означало бы, что привилегии финляндцев остаются в силе, а этого империя, учитывая интересы всего остального населения, терпеть не может. Столь же мало можно говорить и о замене службы финляндцев в российской армии финансовой компенсацией. Именно такой «выкуп» и запрещен законом о воинской повинности в империи. Правда, денежные компенсации собирались с полудиких, только что подчиненных России племен Кавказа и Туркменистана, но подобный принцип не может быть применен в отношении Финляндии, принадлежащей России уже почти сто лет и обладающей высоким уровнем культуры. Упомянутый министром финансов третий вариант: учреждение особых финляндских воинских частей, дислоцированных в России, военный министр считал неосуществимым по политическим причинам. Российская армия должна быть единой, и разделение ее по «племенам» не должно даже приходить в голову.
1(13) февраля 1900 года император дал военному министру зеленый свет, согласившись окончательно передать Государственному совету на рассмотрение закон о воинской повинности Финляндии. Куропаткин при этом заметил российскому монарху — и это весьма примечательно, — что дело просто в проведении военной реформы и иные проблемы Великого Княжества затрагивать не предусмотрено. Наоборот, имеются основания оставить внутреннее управление Финляндией прежним. Позиция Куропаткина сама по себе свидетельствует, во-первых, о типичной «ограниченной» профессиональной точке зрения. Важнейшим было начатое Главным штабом и близко касавшееся положения и авторитета самого Куропаткина проведение и завершение военной реформы. Гражданские дела не входили в сферу его ответственности. Во-вторых, вызванные политикой Бобрикова сопротивление и критика как в Финляндии, так и в России, оказались сильнее, чем ожидалось. Несмотря на шовинизм принципиальной позиции военного министра, он относился к «выходкам» генерал-губернатора все критичнее. Как мы увидим в дальнейшем, Куропаткин сообщил о своем отношении и самому Бобрикову.
Император уклонился от выражения своего мнения на замечание Куропаткина о гражданском управлении Финляндии. Зато Его Величество констатировал, что присоединяется к мнению министра внутренних дел Сипягина о распространении российского закона о воинской повинности также и на Финляндию. Спустя несколько месяцев, в августе 1900 года Николай II особо напомнил Куропаткину, что финские воинские части надо распустить. Военный министр был того же мнения.
Генерал-губернатор Бобриков еще в ноябре 1899 года писал Бородкину, что, «следя за движением местной жизни», он пришел к заключению о «вреде особого существования финских войск». По призывам «какого-нибудь Мехелина» они могли при случае «стать нашими явными врагами». Куропаткину Бобриков сообщал, что финские войска «по духу, конечно, не наши» и поэтому следует стремиться или упразднить их совсем, или, по меньшей мере, ослабить их особое положение. Свое видение Бобриков не скрывал и от фон Плеве. Брожение в окраине продолжалось. Поэтому «лучше это войско (финское — Т.П.) вовсе распустить и воинскую личную повинность заменить денежной, пока край будет оставаться в современном положении. Войска эти, конечно, влияют на политику и поддерживают преступные финляндские затеи». Итак, Бобриков тоже был готов принять денежную компенсацию, которой, однако, не принял Куропаткин. Хотя фон Плеве на этой стадии не выказал своего отношения, есть основания отметить, что из руководящих персон, от которых зависело принятие решений, Николай II, Куропаткин, Сипягин и Бобриков были не позднее 1900 года готовы поставить целью (независимо от имеющегося уже содержания нового закона о воинской повинности) полное упразднение собственных войск Финляндии. Пока что открытыми оставались вопрос о возможности замены личной воинской повинности денежной компенсацией и график проведения реформы.
Закон о воинской повинности в Финляндии не успели включить в повестку дня весенней 1900 года сессии Государственного совета, и дело передвинулось на осень 1900 — весну 1901 года. Поддерживаемый вдовствующей императрицей Марией Федоровной, воинственный Витте готовился теперь основательнее прежнего к новому испытанию. Поскольку в этой связи «варианты политической ориентации» царизма проступили особенно заметно, есть основания достаточно подробно рассмотреть меморандум Витте, направленный им 14 (27) января 1901 года Государственному совету.
Как и Александр III, перед которым Витте преклонялся, он исходил из того, что общегосударственные интересы, естественно, стоят выше местных интересов Финляндии, что законодательство Финляндии, конечно же, не определяло пределов государственной власти в России, а наоборот: законодательство суверена — России определяло полномочия финляндских учреждений. Однако же для Витте вопрос был в первую очередь не юридическим, а практически-политическим. Почти в течение ста лет Финляндия постепенно отдалялась от остальной державы. Сближения невозможно добиться внезапными силовыми мерами. Наоборот, требовались, как Витте подчеркивал уже и
