Держава и окраина. Н.И.Бобриков — генерал-губернатор Финляндии 1898-1904 гг. - Туомо Илмари Полвинен

России, и что сообразно этому финляндские войска, хотя и имеют постоянное место пребывания в Финляндии, но в случае надобности, для военных действий, совместного обучения с русскими войсками и т. под., могут быть временно выведены за пределы края. Российские офицеры могут быть допущены в ряды финляндской армии на тех же основаниях, на которых финляндцы допускаются в русскую, и, наконец, должны быть точно установлены командные права военного министра и Командующего войсками округа». Что же касается другой категории: рутинных, не имеющих политического значения деталей, то из-за них, по мнению Витте, не следовало заводить с финляндцами ссору. Нецелесообразно жесткое соблюдение принципов единообразия во второстепенных с общегосударственной точки зрения вопросах, без принятия во внимание местных, в течение долгого времени сложившихся условий и обычаев населения. Витте предупреждал, что его мнение ни в коем случае не следует трактовать, как одностороннюю поддержку финляндской позиции. Речь идет о компромиссе, который, позволив избежать крутых и неожиданных поворотов, все же означал бы значительный шаг к целям, поставленным военным министром. Поэтому имелись основания принять закон как временный, и можно было бы вновь вернуться к рассмотрению дела, например, через 10 лет.

У Куропаткина новый меморандум Витте вызвал и гнев, и тревогу. Особо опасной была, с его точки зрения, ссылка на Александра III, поскольку буквально идэ фикс молодого государя было следование примерам покойного отца. Из-за такого образа действий министра финансов военный министр вместе с поддерживающими его в Государственном совете членами оказывались в трудном положении, и Куропаткин пожаловался на это самому же Витте. Хотя министр финансов и ответил, что по соображениям патриотизма — главным образом учитывая положение правительства России в глазах заграницы — готов отредактировать раздражающие выражения, однако от принципиальной линии он не отступил.

Утешая Куропаткина, фон Плеве пытался позже объяснить образ действий Витте чисто личностными факторами. Министр финансов, мол, заигрывал со вдовствующей императрицей, надеясь, что его новой жене Матильде, еврейке по происхождению, будет открыт доступ ко двору.

Острая критика Витте доставила неприятности не только Куропаткину. Уже выразивший было фавориту свою точку зрения, император тоже оказался в неловком положении. Не решаясь открыть волевому поданному свои истинные мысли, царь попенял министру финансов на то, что он раньше не представил ему «столь интересные соображения». Витте ответил, что и так часто подвергался обвинениям, будто вмешивается в дела, его не касающиеся. Поэтому он и теперь лишь ограничился передачей Государственному совету запрошенного отзыва, который, по мнению Николая II, все равно мог возбудить там «ненужные споры». Несмотря на последнее замечание царя, Витте все же полагал, что Его Величество колеблется. К этому можно было «присовокупить, что императрица Мария Федоровна под влиянием, с одной стороны, Копенгагена, а с другой — председателя Общества Красного Креста Кремера, финляндского уроженца, страстно отстаивает Финляндию от натиска российской бюрократии». Витте был уверен в этом после долгой беседы с вдовствующей императрицей.

В отзыве Бобрикова, представленном Государственному совету, генерал-губернатор что есть силы поддерживал Куропаткина, но в то же время указывал на предложенное министром внутренних дел Сипягиным идеальное решение — упразднить все финляндские воинские части. По словам Бобрикова, опыт показывал, что финляндцы не слились с русскими в «плотную военную семью», которую скрепляли бы духовная общность и «общие принципы, идеалы и святые ценности». Материально финские солдаты находятся в лучшем положении по сравнению с российскими. Слабое владение в финских частях русским языком мешает гибкому использованию их как в общих маневрах, так и главным образом в случае войны. Бобриков напоминал, что в речи государя при открытии в 1899 году внеочередной сессии сейма (которую генерал-губернатор тогда сам же и написал) указывалось на то, что Финляндия не имеет нужды в обособленном от русской армии войске. По крайней мере, об увеличении численности финских войск не могло быть и речи. Подобный ход дел лишь наращивал бы сепаратизм и «ложный патриотизм», а также мешал бы объединению Финляндии с Россией. Заодно Бобриков использовал возможность для пропаганды некоторых пунктов своей программы действий: «Чтобы провести в жизнь положения и требования нового устава, надо сперва усовершенствовать местное финляндское управление, причем бесспорно, настоятельно и безотлагательно необходимо придать генерал-губернатору значение действительного начальника края, преобразовать сейм и реформировать сенат; распространить в административных учреждениях края знание русского языка, дабы исподволь подготовить возможность замещения в нем местных должностей доверенными русскими людьми, без которых нельзя рассчитывать на успех проведения военной реформы в исполнение; усилить русское влияние улучшением положения безземельных крестьян».

По мнению Бобрикова, военный министр вместе с генерал-губернатором могли бы по своему усмотрению представлять ежегодно Государственному совету подходящее на их взгляд число финляндцев, призываемых на активную службу. Участия хельсинкских сенаторов в рассмотрении дела в Государственном совете не требуется. Принимая во внимание царящее в окраине сопротивление объединительным стремлениям, было бы в дальнейшем бесполезным и напрасным давать дела, касающиеся обороны империи и обеспечения безопасности ее границ, на рассмотрение сейма Финляндии. Никакие даже намеки на ограничение Высочайшей власти терпимы быть не могут, руки монарха должны оставаться совершенно свободными, чтобы он при желании мог «увеличить число финских частей или уменьшить, или даже упразднить их полностью».

В личном архиве Бобрикова сохранилась первоначальная версия этого отзыва. Интересно, что последний абзац первоначальной версии генерал-губернатор не включил в окончательный вариант отзыва, посланный им в Государственный совет. Этот абзац содержит вопрос: будут ли финляндцы довольны новым законом? И дается ответ. Естественно, отрицательный. Если уж не признавалась законная сила Февральского манифеста, то любое решение Государственного совета, не одобренное сеймом Финляндии, вызвало бы в стране протест. В качестве личного мнения Бобриков подчеркивал, что не стоит преувеличивать сопротивление, которое, вероятно, вызовет закон о воинской повинности, поскольку терпеливой и решительной работой оно вполне может быть подавлено.

После того, как все детали проекта закона были рассмотрены и в департаментах Госсовета, и в особой совещательной комиссии под руководством бывшего военного министра П.С.Ванновского, Государственный совет на пленарном заседании 15 (28) мая 1901 года должен был определить свою позицию относительно закона о воинской повинности в Финляндии. Произошло столкновение возглавляемых Витте и Куропаткиным группировок, и аргументация каждой из них придерживалась уже утвердившейся линии. Настоящим водоразделом стал вопрос о принуждении финляндцев служить в российских войсках. Согласно утверждению военного министра, преследовалась цель слияния финских и российских войск, после чего понятие «финские войска» можно было бы вообще полностью изъять из употребления. В этом направлении разработанный закон о воинской повинности являлся лишь первым шагом. Ссылка, что закон Финляндии препятствует службе финнов в российских войсках, неправомерна, ибо местное законодательство по военным вопросам