Держава и окраина. Н.И.Бобриков — генерал-губернатор Финляндии 1898-1904 гг. - Туомо Илмари Полвинен
В Финляндии назначение гражданина России — впервые со времени М.М.Сперанского (1809-1811) — министром статс-секретарем Великого Княжества было воспринято как новый тяжелый удар по автономии. Но ситуацию можно оценивать и по-другому, например, с точки зрения статс-секретариата, который после отставки фон Дена более или менее «лежал в дрейфе», не будучи в состоянии при Прокопе активно воздействовать на принятие императором решений, касавшихся Финляндии. Буквально трагикомическим положение сделалось летом 1899 года, когда Николай II, которым манипулировал Бобриков, открыто «муштровал» незначительного по занимаемой должности графа Армфельта. Тогда речь шла о том, что, по мнению Бобрикова, решения внеочередной сессии сейма доставлялись в Петербург слишком медленно. Но в конце лета 1899 года значение и положение статс-секретариата и всех его чиновников повысилось, ибо его возглавил один из наиболее могущественных государственных деятелей, чувство собственного достоинства которого, целеустремленность и административные способности были известны. О каком-либо дружественном финляндцам противовесе Бобрикову в лице фон Плеве речь, конечно, не шла. Оба господина — и Бобриков, и фон Плеве — сходились во мнении о главных направлениях политики, к тому же фон Плеве не хотел рисковать своим положением в глазах императора. Но, с другой стороны, широкий и разносторонний практический опыт в делах гражданской администрации позволял ему нередко видеть вещи иначе, чем видел их фанатичный и затевавший все новые — то крупные, то мелкие — склоки генерал Бобриков.
Определенным образом фон Плеве стал фильтрующей прослойкой между императором и Бобриковым. Об этом свидетельствует, например, тот факт, что осенью 1899 года прямая переписка между государем и генерал-губернатором почти полностью прекратилась. Хотя Бобриков и сохранил право присутствовать при докладах императору, дела шли через фон Плеве, положение которого и чувство собственного достоинства не допускали принижения его до исполнения лишь роли «почтовой конторы». Само по себе новшество еще не означало потери доверия императора к Бобрикову; слабовольный Николай II все же смог, сохраняя лицо, отгородиться от потока требовавших его мнения инициатив сверхэнергичного подчиненного. Новый министр статс-секретарь стремился проявлять заботу о том, чтобы с этих пор Его Величество беспокоили лишь по поводу дел крупнейших и как можно более хорошо подготовленных к решению.
Несмотря на отсутствие прямых доказательств, можно все же с большой долей вероятности считать упомянутые выше соображения одной из причин назначения Вячеслава Константиновича министром статс-секретарем.
Хотя к решению «Финляндского вопроса» и приступили по инициативе Военного министерства, в следующие годы дело перешло главным образом в сферу компетенции фон Плеве. Однако закреплению этого изменения предшествовало снятие с повестки дня военного вопроса, остававшегося пока нерешенным.
РЕШЕНИЕ ВОЕННОГО ВОПРОСА
После того, как внеочередная сессия сейма завершила свою работу, сенат получил от императора задание представить отзыв о решении сессии к 1 (13) ноября 1899 года. Как и следовало ожидать, сенат проявил солидарность, выразив поддержку органу народного представительства. Если Его Величество не сможет это одобрить, следует дать на рассмотрение сейма новое представление. Николай II все же держался линии Февральского манифеста. После доклада, сделанного фон Плеве 12 (24) ноября 1899 года, он решил передать полученные от сейма и сената бумаги Военному министерству для рассмотрения в порядке, предусмотренном для общегосударственного законодательства.
Перед тем, как передать вопрос о воинской повинности в Финляндии на рассмотрение в Государственный совет, военный министр Куропаткин решил заручиться еще отзывами некоторых важных чиновников империи, представлявших различные министерства и ведомства. Министерства юстиции, транспорта, народного образования и сельского хозяйства, ведомство государственного контролера и Святейший синод или сочли, что представление, составленное Военным министерством, можно одобрить как есть, или предлагали лишь немногочисленные формальные уточнения. А Министерство морского флота все же обратило внимание на намерение размещать финнов-призывников в российских сухопутных войсках. Почему забыли о флоте? Проект Устава следовало пересмотреть с тем, чтобы молодых финляндцев, являющихся прекрасным материалом для вооруженных сил, стало возможным призывать и на императорский флот.
Министр внутренних дел Д.С.Сипягин в своем отзыве подчеркнул, что Финляндия должна участвовать в защите державы точно так же, как и другие губернии России. Он был готов пойти еще дальше Военного министерства и полностью отказаться от особого Устава воинской повинности для Финляндии. Тамошнюю армию, считал Сипягин, следовало распустить и при этом распространить на Финляндию общий для всей России закон о воинской повинности. Такое решение было бы особенно желательным для достижения большего единообразия в исполнении воинской повинности на всей территории Российской империи. Как будет показано ниже, это уже имелось в виду на дальнем прицеле и в программе Куропаткина. Даже при отсутствии прямых подтверждений, можно считать весьма вероятным, что мнение Министерства внутренних дел было результатом взаимопонимания с Военным министерством.
Совершенно особую позицию заняло Министерство финансов. По мнению С.Ю.Витте, стремление к единообразию само по себе следовало поддержать. Но достичь его следовало в результате медленного процесса исторического развития, в ходе которого финляндцы должны сами осознать выгоду для себя от сближения. Исходя из этого, Витте предлагал ту же самую линию, которую рекомендовал еще в середине 1890-х годов председатель Комитета министров Н.Х.Бунге в качестве общей политики в отношении национальных меньшинств России. По мнению Витте, нельзя было достичь цели крутыми мерами, которыми увлекался военный министр. Принуждая призывников-финнов служить в российских войсках, за пределом действия финляндских законов, в окружении непривычных для них языка, культуры и обычаев, правительство усилило бы, вопреки намерениям, национальную вражду и тем самым безусловно затруднялось бы желательное сближение.
В своих войсках финляндцы привыкли к заметно иному, чем в российской армии, обращению, расквартированию, снабжению продовольствием и т.д. Опасения попасть в российскую армию наверняка увеличат еще больше и без того значительную эмиграцию в Америку. В случае, если о сохранении статус кво не может быть речи, уравнение военных тягот следовало бы
