Гвианские робинзоны - Луи Анри Буссенар
Бандит взял факел и исчез в галерее, ведущей вглубь пещеры.
Тио и эмерийоны, воодушевленные спиртным, которым их щедро угостил Бенуа, что есть силы обрушились на монолит, загородивший вход в пещеру. Результат выглядел вполне удовлетворительным. В течение первых минут работа продвигалась довольно быстро, таким податливым оказался сланцевый слой. Но вскоре мачете наткнулись на скальную породу и отскочили от нее, рассыпая снопы искр. Скала оказалась тверже стали. Понадобились бы шахтерские буры и дни изнурительной работы, чтобы пробиться сквозь этот глянцевитый пласт, сформированный за тысячи столетий несравненным строителем, имя которому Время!
Бывший надзиратель почувствовал, как у корней волос выступили капельки пота. По спине пробежала ледяная дрожь, когда он осознал тщетность самых отчаянных усилий. Круглый проход, ведущий в пещеру, очевидно, появился в скале вследствие какого-то геологического сдвига. Это было что-то вроде тоннеля четырех-пяти метров в длину и полутора метров в высоту. К выходу он расширялся, и скала, которая его перегородила, закупорила эту воронку, как пробка бутылочное горло.
Втащить ее внутрь было невозможно, так как она была шире, чем тоннель, вытолкнуть наружу — тоже, поскольку хозяева пещеры наверняка навалили перед скалой кучу камней.
На этом участке фронта все усилия оказались бесполезными.
В этот момент вернулся Бонне, после столь же неудачной экспедиции. Его физиономия, похожая на мордочку хорька, не выражала никаких чувств, в то время как зверское лицо Бенуа, искаженное мучительным страхом, блестело от пота.
— Ничего, — пробормотал он, задыхаясь. — Ничего!.. Придется здесь подыхать! Я мог представить себе все, что угодно, только не такой ужасный конец. Быть похороненным заживо! Да ни за что на свете! Уж лучше прострелить себе голову.
— Эх ты, слюнтяй, чего раскис? — с издевкой ответил Бонне. — Душа ушла в пятки?
— Сам-то как думаешь?
— Ну вот что, мокрая ты курица, я еще не все способы перепробовал.
— Пока ты пробуешь, индейцы, которые еще ничего не поняли, начнут вопить как помешанные. Если это затянется, они нам кишки выпустят.
— Дай им еще выпить.
— Так себе, конечно, средство, от него больше вреда, чем пользы. Тафия их только разъярит.
— И начнется всеобщая драка. Пусть поубивают друг друга. А мы съедим мертвецов, чтобы выиграть время[26].
— И что же, нет никакой надежды?
— Пока никакой. Я возьму еще один факел и схожу еще раз.
— Я пойду с тобой. Не могу больше сидеть на месте. Кроме того, я уже не могу переносить вонь индейского трупа. Втемяшилось же им в голову приволочь его сюда! Тенги и Матье дадут им тафии, а я ухожу, меня просто выворачивает.
— Ладно, идем. Раз уж ты больше ни на что не годен, будешь освещать путь.
Двое мужчин после медленной, но в целом легкой прогулки оказались на берегу пересохшего ручья. Бонне стал внимательно осматривать дно темного ложа, бормоча себе под нос:
— Если у нас и есть шанс спастись, то он здесь. Вода же проникла сюда через какую-то дырку и должна была уходить через другую. Что скажешь, шеф?
Ему ответил лишь хриплый вскрик Бенуа, который внезапно поскользнулся и полетел кувырком куда-то вниз, выронив факел.
— Бенуа! — воскликнул встревоженный каторжник. — Бенуа! Ты не ранен? Да отвечай же!
— Нет, — ответил наконец глухой голос надзирателя, — но здорово приложился. Впрочем, ничего не сломал, кажется, больше испугался, все в порядке.
— Ладно, держи свой факел, да посвети мне. Я спущусь к тебе. Яма метра в два глубиной, не так ли?
— Примерно так. Только берегись острых выступов, удивляюсь, как я себе брюхо не распорол.
— Ага, ну тогда вот так, — ответил каторжник, повиснув руками на краю ямы и мягко приземлившись на пальцы ног. — Раз — и готово, всего делов-то. Везде можно пролезть, когда знаешь подходцы.
— Ай! Вот незадача!..
— Что там еще?
— Я не могу идти.
— Ну тогда беги!
— Мне кажется, я вывихнул ногу.
— Чертов растяпа, только этого нам не хватало.
— Ничего, мне уже получше, только нога вся горит, но все же я могу идти.
— Тогда вперед.
Парочка авантюристов осторожно продвигалась по каменному ложу реки, чье извилистое течение представляло собой причудливый лабиринт. Вскоре они заметили, что начался довольно крутой подъем. Должно быть, они поднялись до уровня сводов пещеры, если не выше.
— Неплохо, — сказал Бонне ковыляющему позади него товарищу, — очень неплохо. Добрые люди, которые нас здесь заперли, даже не подумали о том, что даровали нам спасение, задумав лишить нас воды. Так всегда бывает, всего не предусмотришь. Гляди-ка, я же тебе говорил!
— О, воздух! Свет! — заорал Бенуа, заметив в двух метрах прямо над головой небольшое отверстие, через которое виднелся кусочек голубого неба.
— Через эту дырку вода попадала в грот, эти недоумки устроили запруду прямо перед ней, но они не знали, что доходяга Бонне прекрасно сумеет пробраться через нее.
— Неужели ты надеешься пролезть?
— Да будь я проклят! Я сбежал из тюрьмы Питивье{303} через дыру на треть уже, чем эта. Если хочешь знать, я скользкий и юркий, как угорь. Тюремщик был славный мужик, но глуповатый. Он дал мне листок белой бумаги. Я нарисовал на нем гильотину и прилепил свой шедевр к стене. «Я пройду через это», — говорил я ему каждый день, когда он приносил мою пайку. «Надеюсь, что нет», — каждый раз отвечал он. Бедный дуралей думал, что я говорю об эшафоте, а я имел в виду отверстие, которое я ковырял с помощью оконного крючка и которое скрывал рисунок. И в одно прекрасное утро я дал деру, написав на том же листке: «Пошел на дело». Через две недели меня повязали в погребе одного крестьянина, где я попивал молодое винцо. При мне нашли несколько тысяч франков, которые я попутно у него позаимствовал. Я был пьян мертвецки, так что меня в момент упаковали, доставили в Орлеан и вручили билет последнего класса в тюрьму Пуасси{304}. Ладно, хватит болтать. Поступим так же, как в Питивье. Вот еще что. Когда я окажусь на воле, я найду вход в пещеру, расчищу его и уберу все, что мешает вытолкнуть камень изнутри. Как только все будет готово, я свистну погромче, вы навалитесь всеми силами, и сам дьявол не помешает вам спихнуть его с места.
— Я все понял, — ответил Бенуа, которому перспектива вновь оказаться на свободе явно вернула обычную энергичность. — Погоди-ка, я сейчас обопрусь на стену. Вот так. А теперь лезь мне на плечи.
— Готово, я достаю руками до «форточки», моя голова как раз
