Гвианские робинзоны - Луи Анри Буссенар

Луи Буссенар

Гвианские робинзоны{1}

Роман

Louis Boussenard

LES ROBINSONS DE LA GUYANE

© А. А. Лущанов, перевод, 2024

© Е. В. Трепетова, статья, примечания, 2024

© Издание на русском языке, оформление

© ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2024

© Издательство Азбука®

⁂

Часть первая

Белый тигр

Глава I

Буря у экватора. — Перекличка каторжников. — Излишнее рвение. — К оружию! — Побег. — Голод — не тетка. — Охотники на людей. — Не все каторжники одинаковы. — Собаки каторги и свободные псы. — Ночь в девственном лесу. — Добыча и тень. — Тигр пятнистый и тигр белый. — Неудачный выстрел, но превосходный сабельный удар. — Месть благородного сердца. — Прощение. — Свободен!..

Исполинские деревья экваториального леса гнулись под порывами ураганного ветра. Яростно громыхал гром. Его раскаты, то приглушенные, то резкие, краткие и длительные, сухие и трескучие, порой причудливые, но всегда жуткие, сливались в единую и бесконечную грохочущую симфонию.

С севера на юг и с востока на запад, на сколько хватало глаз, над верхушками деревьев протянулась громадная черная туча, окаймленная зловещей красноватой полосой. Словно из кратера перевернутого вулкана, из нее сыпались ослепительные молнии всех цветов и форм, сплетаясь в колоссальный фейерверк.

Тяжелые испарения, поднятые беспощадным солнцем со дна бесконечных болот и из глубин непролазных чащоб, превращались в настоящие смерчи. То, что в Европе называют струями дождя, здесь напоминало сплошные потоки расплавленного металла, с мелькающими сквозь них проблесками молний.

Листья летели наземь, словно сносимые лавиной градин или, еще точнее, под натиском струй из миллионов брандспойтов.

Время от времени огромное акажу{2}, гордость девственного леса, валилось на землю как подкошенное; зеленый эбен{3} высотой больше сорока метров и прочный, как рельс, раскачивался из стороны в сторону подобно тростинке; столетний гвианский кедр{4} толщиной в четыре обхвата разлетался в щепки, будто сосновое полено. Другие деревья — симаруба{5}, боко{6}, анжелик{7}, — чьи верхушки касались туч, пали первыми.

Эти гиганты, намертво связанные друг с другом сетью лиан и густо оплетенные цветущими орхидеями, бромелиевыми{8} и ароидными{9}, сначала дрожали, а затем обрушивались все разом, словно от одного удара. Тысячи красных лепестков, похожие на брызги крови, пролитой поверженными лесными великанами, усеивали траву.

Смолкли обезумевшие от страха лесные животные и птицы. Был слышен лишь оглушительный рев урагана, достигавший временами невероятной мощи.

Эта грозная симфония природы, сочиненная демоном бурь и исполняемая хором титанов, бушевала над необъятной долиной Марони{10} — большой реки во Французской Гвиане{11}.

Ночь наступила мгновенно, с особенной стремительностью, обычной для экваториальных областей, где не бывает ни сумерек, ни утренней зари.

И тот, кто еще не привык к этим грозным буйствам тропической природы, был бы весьма удивлен при виде сотни мужчин всех возрастов и разных национальностей, которые выстроились в четыре шеренги под большим навесом, молчаливые, бесстрастные, со шляпами в руках.

Крыша навеса из листьев пальмы ваи{12} грозила ежеминутно сорваться и улететь прочь. Столбы из дерева гриньон{13} шатались от порывов ветра; четыре фонаря, висящие по углам, были готовы погаснуть в любую секунду.

Но лица людей — арабов, индейцев, негров, европейцев — несли на себе печать мрачного безразличия.

Все были босиком, одеты в штаны и блузы из грубой серой ткани. На спинах — большие черные буквы И. и К.[1], разделенные якорем.

Между рядами каторжников медленно прохаживался мужчина среднего роста с невероятно широкими плечами и грубым лицом, разделенным надвое пышными каштановыми усами с длинными нафабренными кончиками. Взгляд его серо-голубых глаз ни на чем не задерживался, но ничего не упускал из виду, придавая лицу незнакомца особое выражение хитрости и двоедушия, вызывающее смутную тревогу у всякого, кто с ним сталкивался.

Отложной ворот и обшлага его темно-синего форменного сюртука были обшиты серебряными галунами. На портупее висела короткая сабля, бившая его по икрам, за поясом — седельный пистолет. В руке мужчина сжимал крепкую дубинку, время от времени с довольным видом проделывая ею нечто вроде фехтовального мулине{14}, и точность жестов выдавала в нем искушенного мастера боя на палках.

Щеголяя козырьком кепи из той же ткани, что и мундир, он пристально озирал с головы до пят каждого из тех, кто стоял в шеренгах и отзывался, услышав свое имя.

Перекличку проводил человек, стоявший перед первой шеренгой, одетый в такую же униформу, но совершенно непохожий на своего коллегу.

Он был высок и худ, но хорошо сложен, с приятным лицом. Важная деталь: у него не было дубинки. Вместо нее он держал в руках маленький блокнот, где были записаны имена.

Он выкрикивал их во весь голос, часто делая паузы, так оглушителен был вой урагана.

— Абдалла!

— Здесь!

— Минграссами!

— Здесь!.. — хрипло ответил индус, дрожавший всем телом, несмотря на удушающую жару.

— О, еще один затрясся как припадочный! — пробурчал мужчина с нафабренными усами. — Симулирует лихорадку. Погоди немного, красавчик… Моя дубинка заставит тебя сплясать тарантеллу!

— Симонен!

— Здесь! — отозвался слабым голосом европеец с бледным лицом и впалыми щеками, едва стоявший на ногах.

— Громче надо отвечать, скотина!

На плечо бедняги с глухим звуком обрушилась дубинка. Согнувшись, он испустил крик боли.

— Ну вот!.. Я знал, что верну ему голос. Ишь орет, как красная обезьяна{15}.

— Ромулюс!

— Здесь! — гаркнул оглушительным голосом громадного роста негр, показав два ряда зубов, которым позавидовал бы даже крокодил.

— Робен!..

Нет ответа.

— Робен! — повторил тот, кто вел перекличку.

— Да отвечай же, мерзавец! — заорал обладатель дубинки.

Ни звука. Только чуть слышный шепот пробежал по рядам каторжников.

— Молчать!.. Собачье отродье… Первому, кто сдвинется с места или вякнет хоть слово, я всажу пулю в рожу, — закончил он, выхватив пистолет.

На несколько секунд наступила тишина, раскаты грома тоже затихли.

И вдруг раздались отдаленные крики:

— К оружию!.. К оружию!

Прогремел выстрел.

— Тысяча чертей и чертова бабушка! Вот это переплет! Робен, конечно, сбежал, а ведь он политический. Провалиться мне на этом месте, если я не получу за это три месяца гауптвахты.

«Сосланного» Робена пришлось отметить как отсутствующего, и перекличка закончилась без дальнейших проволочек.

Мы использовали термин «сосланный», а не «высланный»; первым обозначают людей, осужденных по политическим делам,