Гвианские робинзоны - Луи Анри Буссенар
Тот, чей организм выдерживает этот зверский режим, допускается, как бы мы сказали, к годовому экзамену. Его заставляют нырять и оставаться под водой так долго, что это привело бы в ужас даже ловцов жемчуга. Он поднимается на поверхность с выпученными глазами, из носа и ушей течет кровь, но это никого не волнует. После испытания водой переходят к крещению огнем. Кандидат должен пересечь босиком, ни разу не споткнувшись и не переходя на бег, более или менее широкое пространство, засыпанное раскаленными угольями.
Когда раны на ногах заживают, он снова на целый год садится на ту же диету из кассавы, рыбы и табака, прежде чем быть допущенным к экзаменам за второй курс. Испытания эти крайне разнообразны и делают честь изобретательности мучителей-экзаменаторов. Для этого отлавливают тысячи фламандских муравьев, чьи укусы крайне болезненны, вызывают нарывы и горячечную лихорадку. Беднягу зашивают в гамаке, оставив с одной стороны отверстие, в которое и запускают муравьев. Затем импровизированный мешок хорошенько трясут, чтобы как следует разозлить насекомых. Оставляю читателю самому вообразить, какую оргию закатывают эти ужасные перепончатокрылые на плоти краснокожего.
Индейцы рукуйены
Кандидат безропотно переносит эти невообразимые мучения, и вот почему. Малейшая жалоба — и результаты всех предыдущих испытаний будут немедленно аннулированы!
Следующий вопрос, не сочтите за каламбур, поскольку речь идет об экзамене и пытке одновременно. Сотню кинжальных, или бестолковых, мух втыкают до половины в ячейки сита, называемого «манаре». Головки насекомых торчат с одной стороны, а брюшки — с другой. Можете представить, в какую ярость приводит ос, и без того злобных, это непривычное положение! Далее экзаменатор берет сито и осторожно прикладывает его к груди, спине, животу, пояснице или бедрам претендента. Иглы разгневанных ос вонзаются в кожу, как огненные кинжалы, его зубы скрипят, словно он жует толченое стекло, пот льется ручьем, взгляд затуманивается, но от него по-прежнему не слышно ни единого стона.
Для разнообразия кандидата могут подвергнуть пытке змеями. Учитель, гордый своим подопечным, желает, чтобы он проявил себя во всем блеске, как поступают наши университетские профессора со своими лучшими учениками. Его кусают граж, гремучая змея и ай-ай. Он, правда, «вымыт» от змей, но их укусы от этого не становятся менее болезненными.
Индейцы оямпи
Вскоре испытания подходят к концу. Кандидат уже может помогать учителю на не слишком серьезных операциях. Как интерны в наших больницах, которые под пристальным надзором медицинских корифеев могут впервые вскрыть нарыв, вправить вывихнутую конечность или наложить шину при переломе.
Молодой индейский доктор получает право бить в барабан возле больного и вопить круглыми сутками, чтобы изгнать злого духа. Предписания туземной медицины в основном ограничиваются этой двойной какофонией. Вот и весь рецепт. О, Бушарда{294}, учитель мой, где вы?!
Остается последнее испытание, окончательно подтверждающее, что dignus est intrare[23] {295}. Нечто вроде диссертации. Венец трехлетних экзаменов.
И оно поистине чудовищно и омерзительно.
Большинство индейцев Марони хоронят своих мертвых не ранее чем через неделю после кончины. Довольно легко представить, что становится с телом при здешней жаркой температуре и высокой влажности. Покойник остается лежать в своем гамаке, под которым помещают широкий сосуд, предназначенный для сбора жидкостей, неизбежных при разложении тела.
Часть этой трупной жидкости смешивается с настоем табака и плодов батото, и претендент должен выпить эту адскую смесь[24]. Вот тогда-то он и становится верховным пиаем! Он получает власть над жизнью и смертью всех своих соплеменников. Он может по своему усмотрению эксплуатировать их доверчивость и давать волю своим инстинктам. Каждый его взгляд, каждое слово становятся священными. Он творит все, что угодно, причем абсолютно безнаказанно, каким бы ни было при этом его невежество. Потому что он не знает ничего, то есть просто ни аза. Лесные негры, по крайней мере, знакомы с противовоспалительными и отвлекающими снадобьями. Их народная медицина из подручных средств часто оказывается весьма эффективной, как мы видели прежде.
Что касается индейских лекарей, степень их невежества трудно даже вообразить. Сравниться с ней может разве что непроходимая глупость тех, кто слепо их слушает. Их медицинская практика сводится к нескольким смехотворным кривляньям, состоящим из прыжков, завываний, битья в барабаны, дутья в примитивные флейты и тому подобных ужимок. Можно сказать, что умирающим пациентам, которых не напичкали до отказа кашицей из жгучего перца, экскрементами животных и жабьими глазами, несказанно повезло.
Пиай не знает, как поставить банки, не умеет делать кровопускание. Он не имеет ни малейшего представления об отвлекающих средствах и оставляет сломанную конечность срастаться, как ей заблагорассудится. Поэтому так часто можно встретить индейцев с ужасными увечьями. Колдуну наплевать! Его лечение всегда самое правильное, больной сам виноват в том, что не выздоровел.
В племени Акомбаки был молодой пиай, который уже выдержал все экзамены, кроме последнего. Вот в чем заключалась причина, по которой тело покойного будет выдержано в течение недели, несмотря на настоятельные просьбы Бенуа. Празднество будет полным. Похороны шамана, отмщение тому, кто погубил его своими чарами, и, наконец, признание преемника в качестве полноправного пиая — все это было одинаково важным в череде торжеств.
В дни всеобщего ликования кашири, вику{296} и вуапайя{297} потекут рекой. Все племя будет есть, пить и драться. В памяти поколений надолго сохранятся легенды о подвигах, которые свершатся в ближайшее время. Они потрясут не только весь тропический край, но и его окрестности.
Траурные празднества начались, их возглавил Акомбака. Пока еще временно исполняющий обязанности пиая следил за церемониалом. Поскольку смерть наступила далеко от индейской деревни, останки покойного следовало доставить туда в положенное время. Первая часть праздника, совершенная прямо на месте несчастного случая, примерно соответствовала тому, как цивилизованные люди хоронят во временной могиле человека, умершего далеко от родины, который впоследствии обретет последнее упокоение в семейном склепе.
У индейцев не бывает кладбищ. Покойника погребают прямо в его хижине после того, как тело проведет неделю на всеобщем обозрении. Близкие и друзья усопшего, пьяные с утра до ночи, вопят что есть мочи вокруг его тела и лупят в барабаны, словно глухие. Рядом с трупом происходит беспрерывное движение пустой
