Гвианские робинзоны - Луи Анри Буссенар
— Не может быть!.. А что, если ты ошибся?
— Не будьте болванами. Вот это видите? — ответил Бенуа, показав им образец, добытый во время вылазки.
— Золото! — заревели четверо негодяев. — Золото…
На их крики радости вдруг ответил жуткий вопль.
— Что это такое? — спросил встревоженный главарь.
— Ох, даже не спрашивай, — ответил Бонне. — Настоящая непруха. Краснокожие совсем сбрендили.
— Что случилось?
— Сам увидишь. С их пиаем[21] вышла незадача, не повезло ему.
— Только этого нам не хватало. Что-то серьезное?
— Такое серьезное, что он помер.
С губ бывшего надзирателя сорвалось грубое ругательство.
— Если он подох, то нам карачун.
— Ты преувеличиваешь.
— Я вижу, ты их плохо знаешь. Тебе неизвестно, что смерть в глазах индейцев никогда не бывает естественной, даже если они прекрасно знают ее причину. Они не могут согласиться с тем, что один из них отправился к праотцам без чьего-то злого умысла. Обычно это один из соседей, или кто-то из враждебного племени, или чужаки, которых они приютили, а те навели порчу.
— В хорошенькой переделке мы окажемся, если ты прав.
Вопли стали вдвое громче и достигли невероятного накала. Воины Акомбаки бегали в полной растерянности, резали свои лица и грудь ножами, кровь струилась по их телам, стекая красными ручьями.
— Они вот-вот на нас накинутся. Надо на всякий случай приготовиться к обороне.
— Но расскажи мне, что же все-таки случилось, может, я найду способ выпутаться.
— Черт, да нечего особо рассказывать, — сказал Бонне. — Еще и двух часов не прошло. Этот пиай, знатный мошенник, приперся к нам и начал требовать табак и тафию. Раз уж нам пока нужны эти бестии, я решил, что не стоит ему отказывать.
— Ты правильно поступил, что дальше?
— Ну вот, он схватил бутыль и пачку табаку, нашел вождя, и они вдвоем принялись лакать как свиньи, не заботясь о товарищах.
— Ну а потом-то что? Ближе к делу, что ты из меня жилы тянешь.
— Потом… Черт, если ты будешь сбивать меня с мысли, я и двух слов связать не смогу. На чем я остановился? Ах да. Так вот, они накачивались вдвоем. Пиай передал бутылку вождю и ждал с открытым ртом, пока тот хлебнет вдоволь, чтобы потом самому присосаться к горлышку. Вдруг он повернулся два раза вокруг своей оси, вытаращил глаза, засучил руками, всхрипнул пару раз и рухнул на землю.
— И все?
— И все, он был мертвее мертвого. А вождь, вместо того чтобы дать ему глотнуть из бутылки, перевел дух, допил все, что еще оставалось, грохнул пустой пузырь о землю и принялся орать, как дюжина лягушек-быков{291}. Тут набежали другие краснокожие, подняли пиая, давай его тормошить да растирать, но все без толку. Башка у него раздулась, как бочонок с куаком, а губы стали толще рукоятки весла. Это самое мерзкое, что я видел в жизни.
— И они вам ничего не сказали?
— Ни слова. Они просто начали завывать да кромсать себе лица, не обращая на нас внимания, будто нас здесь и вовсе нет.
— Это странно и не сулит нам ничего хорошего. Нам придется не отходить друг от друга и глядеть в оба.
Бывший надзиратель не ошибся. Индейцы и в самом деле, в точности как он сказал, не допускали того, что смерть может случиться иначе, как вследствие чьего-то злого умысла. Одного из них укусила змея? Это его сосед превратился в рептилию и теперь, после того как на него указал умирающий, должен умереть вслед за ним. Другой сломал позвоночник, упав с дерева, утонул на перекатах, умер от оспы или белой горячки — в любом случае требовалась искупительная жертва. Это мог быть чужак, член враждебного племени или домашнее животное, не важно, лишь бы наказать предполагаемого автора злодейства.
Прибытие белого вождя не прошло незамеченным. Как только Акомбака узнал о его возвращении, он тут же явился, вооруженный мачете, в сопровождении толпы крикунов, вопивших в самые уши белых, готовых защищаться.
— Спокойно, — невозмутимо сказал Бенуа товарищам, — сохраняйте спокойствие. Положение вовсе не безвыходное. Скорее наоборот.
Экваториальные индейцы испытывают огромное почтение к белым и крайне редко осмеливаются нападать на них. Это почтение основано на глубоком убеждении индейцев в том, что большинство белых являются пиаями. Поскольку дикари видят, как европейцы врачуют раны, управляются с компасом и со множеством других неизвестных им предметов непонятного назначения, убеждение это весьма распространено и глубоко. Акомбака пришел не для того, чтобы напасть на своих союзников. Напротив, он хотел обратиться к их учености, чтобы узнать, что стало причиной смерти шамана.
Случившееся действительно представляло собой настоящую катастрофу. Племя без пиая все равно что тело без души, корабль без компаса, дитя без матери. Самые страшные несчастья грозили вскоре обрушиться на головы всех его членов, если виновный в смерти жреца не будет установлен как можно скорее.
Благодаря прекрасному знанию наречия галиби Бенуа понял, что хотел от него вождь. Хитрец сразу понял, какую выгоду он сможет извлечь из индейских суеверий.
— У страха глаза велики, дети мои. Все в порядке. Дела путем. Нам просто надо повыгоднее использовать эту историю. Так, немного фокусов не помешает.
Он медленно подошел к вождю, поднял ружье и дважды выстрелил в воздух. Затем передал оружие одному из подручных и велел Бонне:
— А ну, свистни-ка им, да как следует.
Проходимец немедленно выполнил то, что от него требовалось, и несколько минут раздирал слух присутствующих своим дьявольским мастерством.
— Хватит, — приказал Бенуа, сопроводив приказание величественным жестом, словно Манжен{292}, останавливающий свой оркестр.
— Великий вождь, — обратился он к Акомбаке, четко выговаривая каждое слово, — и вы, отважные воины, слушайте меня. Я великий пиай белых людей. В тех краях, где восходит солнце, я познал все тайны жизни и смерти. Ничто не может укрыться от меня ни в воздухе, ни в воде, ни в лесах. Мои глаза видят все, мои уши все слышат. Я поведаю вам, что стало причиной смерти вашего высокочтимого пиая, мы покараем виновных в этом преступлении, и я отведу от вас все беды. Я все сказал. Духи моих отцов меня услышали.
Громкий вздох облегчения послышался после этого шарлатанского выступления, произнесенного высокопарным тоном и самым начальственным голосом.
— А теперь, вождь, отведи меня к покойному. Мои глаза должны увидеть его лицо. Пусть моя рука коснется его сердца, а мое дыхание отгонит злых духов. Идем же!
Процессия пустилась в путь, и вскоре ловкий негодяй
