Гвианские робинзоны - Луи Анри Буссенар
Робинзоны с живейшим интересом наблюдали за этой драмой. Казимир молча, стараясь не делать резких движений, чтобы не привлечь обозленных ос, которые, впрочем, были заняты починкой своего жилища, приблизился к мертвым обезьянам. Он приподнял тело первой, в которое мертвой хваткой вцепился ее детеныш, и торжественно принес его в хижину.
Теперь Шарлю не в чем было завидовать своим братьям, его желание было исполнено с лихвой: он стал владельцем обезьяны.
Как мы уже говорили, прошел год с тех пор, как мужественная семья изгнанника смогла воссоединиться со своим главой. Только что начался сезон дождей. Благодаря своей бурной деятельности гвианские робинзоны могли не бояться голода и противостоять непогоде. Общая хижина находилась в отличном состоянии. Разнообразная провизия была надежно укрыта и тщательно проветривалась. Над одним из углов птичьего двора устроили навес. Гокко прекрасно выросли. К ним присоединились пенелопы марай{233} (penelope leucolophos), гвианские куропатки{234} (tetrao montanus), такие же крупные, как индюшки, токро (tetrao guyanensis), парракуа, цесарки, которые мирно жили бок о бок.
Изрядное количество сухопутных черепах, которых Казимир называл «тоти-ла-те», будущая основа для вкуснейших похлебок, обосновалось неподалеку от птичьего двора в компании юных свиней-пекари, все еще сосавших молоко своей матери. Материальная жизнь была полностью налажена.
Во время довольно тягостного сезона дождей у колонистов было в избытке разного рода развлечений. Гардероб нуждался в обновлении. И тут пригодился большой запас хлопка, собранного в нужное время. Робен и Николя изготовили ткацкий станок, очень простой, примитивный, но вполне отвечающий их требованиям. Он неплохо работал и выдавал вполне сносную ткань. Каждый, кроме Казимира, который ходил босиком, получил легкую, мягкую и очень удобную обувь наподобие мокасин североамериканских индейцев. Плетеные панамы с некоторыми модификациями оставались главным головным убором, благо у робинзонов не было недостатка в волокнах арумы.
И наконец, все они могли записывать все самое важное на сухой и гладкой бумаге мао, запасенной в достаточных количествах. Долгие дождливые дни не проходили бесцельно. Дети учились и развивались самым чудесным образом. Нет, маленькие гвианские робинзоны не будут белыми дикарями. Они станут гордостью всех французов экватора!
Часть вторая
Тайна золота
Памяти Ж.-Б. Лабурдетта
Досточтимому Ж.-Б. Казальсу
Помните ли, мой дорогой Казальс, ту исполненную волнения минуту, когда, покидая прииск «Эрмина», я говорил, прощаясь тогда и с Лабурдеттом, «до свидания!»?
Вы открыли мне полную опасностей и приключений жизнь золотодобытчика, и я дал себе клятву засвидетельствовать свою глубочайшую признательность, посвятив вам обоим этот труд, немыслимый без полученных от вас технических знаний.
Лабурдетта, увы, нет более с нами. Пусть же моя книга станет памятью об этом неутомимом труженике.
Что касается вас, дорогой друг, чья помощь была поистине неоценима, соблаговолите принять сей скромный дар как знак моего живейшего расположения.
Луи Буссенар
Глава I
«Поджигатели»{235} и индейский пленник. — Перекличка птиц. — Тукан и оноре. — Это был сигнал? — Обрушение стены леса. — Лагерь на перекате. — «Патава». — Бегство. — Таинственные враги. — Золотая стрела! — Легенда об Эльдорадо. — Сокровище сыновей Солнца. — Авантюристы в стране золота. — Губернатор и краснокожий. — Мануэль Висенте и Паолине. — Тайна золота. — Первая крупинка золота, найденная французом 12 апреля 1856 года. — Смертоносный секрет. — Похищение. — Сообщники.
— Давай сюда краснокожего.
— Погоди… Одну минуту.
— Ты крепко его связал?
— Боюсь, что даже слишком. Он не шевелится.
— Но он же не помер?
— Хм…
— Без глупостей. Он наш капитал. Богатство для всех нас, целое состояние… Миллионы.
— И что, ослабить веревки?
— Чего доброго, еще сбежит.
— Но… что, если он задохнется?
— Ты прав. Грех убивать курицу, несущую золотые яйца. Ослабь-ка немного узлы, — произнес первый из собеседников, явно знакомый не только с литературными оборотами, но и с морской терминологией. — Да поскорее.
Индейца приподняли, он казался совершенно безразличным к происходящему.
— Готово.
— И что?
— И ухом не повел.
— Черт подери!.. Хороши же мы будем, если он задохся.
— Дьявол…
— Теперь ты дьявола вспомнил? Я велел тебе следить за ним. Ты за него отвечаешь. Ты же знаешь, сколько он стоит, так? Ты должен был не сводить с него глаз, не дать ему сбежать и…
— И лучший способ для этого — связать его, что я и сделал, да еще первоклассной веревкой, саженей пятнадцать ушло, не меньше.
— Но это не причина его убивать.
— Говори что хочешь. Мы тащим его с собой уже неделю, и, если бы я не позаботился о нем, его бы давно и след простыл.
— Ладно, посмотрим… Раз… два… Так он подох или нет?
— Если подох, он теперь бесполезней собаки, а мы… нам конец!
— И тайне золота тоже… Ну что же, друг мой, уверяю тебя, что ты поплатишься вместо него. Я буду резать тебя на кусочки до самых костей, я тебя…
— Не пори чушь. Краснокожие так легко не подыхают. У этих скотов душа черт знает где спрятана. Дай мне секунду, сейчас увидишь.
Второй собеседник вытащил из кармана штанов из грубой ткани небольшое огниво и длинный желтый трут, какой в ходу у курильщиков. Двумя сухими ударами он высек из кремня сноп искр, трут воспламенился. Индеец по-прежнему не подавал признаков жизни. Мужчина освободил его запястья, на которых были видны глубокие синеватые следы от просмоленной веревки. Поместив между больших пальцев пленника тлеющий трут, он крепко сжал их.
Плоть задымилась. В воздухе тошнотворно запахло паленым. Грудь краснокожего слегка вздымалась, из его горла вырвался вздох боли. Казалось, он медленно приходит в себя после того, как огонь прожег его кожу.
— Жив, чертяка, — грубо засмеялся палач, явно довольный только что совершенной низостью.
— Ну и отлично, а теперь обвяжи его под мышками, да покрепче.
— Вот, готово. Главное — не уронить его в воду. А вы там чего пялитесь, следите за веслами.
— Так, поднимай…
Кожа несчастного индейца еще дымилась. Мужчина атлетического
