Гвианские робинзоны - Луи Анри Буссенар
Агами время от времени испускала тот же крик, распространявшийся далеко окрест. Звук был довольно странный, к тому же птица, издавая его, даже не раскрывала клюв. Именно из-за этого звука креолы иногда называют агами птицей-трубачом. Агами в высшей степени благосклонно приняла желание Эжена подружиться, быстро осмелела и, к радости семейства, подошла к нему, чтобы взять из его рук кусочек кассавы.
— Ну вот и все, — сказала мать совершенно счастливому сыну, — теперь вы друзья на всю жизнь.
— Анри, ты все запомнил, что я рассказал про агами? — спросил Робен.
— Да, папа, отлично запомнил. И кажется, догадываюсь, что ты хочешь мне сказать.
— В таком случае говори, маленький всезнайка.
— Раз уж у нас теперь есть на чем и чем писать, ты хочешь, чтобы я записал рассказанный тобой урок.
— Да, чтобы потом ты провел урок об агами для братьев, — ответил счастливый Робен, обнимая сына.
Эпилогом этого приключения стала суровая трепка, заданная Кэту мощной рукой Робена прямо у изгороди. Ягуар, пристыженный, как лис, которого в нос клюнула курица, более не приближался к птичнику, где под присмотром агами росли молодые гокко, которые, повзрослев, и не думали покидать свое жилище.
Со временем и другие четвероногие и птицы, вдохновленные примером первопроходцев, приблизились к хижине и почти по-приятельски зажили рядом с робинзонами, которые казались настоящими повелителями земного рая. Как правило, лесные обитатели бегут от людей с их разрушительными наклонностями, но вырубка Робенов не только не опустела, но сделалась местом встречи, где как братья резвились самые разные существа. Урожаев плантации хватило бы на то, чтобы прокормить тридцать семей, поэтому она кормила и животных. Трудно себе представить что-то более трогательное и одновременно прекрасное, чем вид этой колонии и ее обитателей, заслуженно наслаждавшихся нелегко завоеванным счастьем.
Лишь одна тучка омрачала горизонт одного из них. Радость маленького Шарля была неполной. У каждого из его братьев был товарищ, в их полной и безраздельной собственности. Нет, Шарль не претендовал на ягуара, не просил муравьеда и не мечтал об агами. Он хотел обезьянку. Сапажу, макаки, тамарины{230}, коаты{231} и даже алуаты частенько подбегали прямо к дому, выделывая фантастические кульбиты, но никого не подпускали к себе, чем всерьез огорчали малыша.
В ста метрах от хижины возвышалась огромная мавриция, одна из тех великолепных пальм баш, на ветвях которых, как мы помним, устроил свои жилища целый клан кассиков. Эти птицы, величиной с обычную французскую иволгу и такие же желтые, но с черной головой и крыльями, обыкновенно селятся большой компанией. На одном и том же дереве они строят пятнадцать, двадцать, тридцать любопытных гнезд, похожих на длинные кошели с боковым входным отверстием, подвешенные за несколько тростинок к кончикам пальмовых листьев. С одной стороны, эти карманы длиной более метра и шириной около тридцати сантиметров в нижней части выглядят очень оригинально, а с другой — служат самым надежным убежищем для построивших их умных птиц. В самом деле, ни один древолаз, даже самый маленький, пальмовая крыса или сапажу не осмелится в поисках свежих яиц добраться до кончиков листьев, к которым еще более тонкими волокнами прикреплены эти воздушные жилища.
Для еще большей безопасности кассики всегда устраивают гнезда на деревьях, где живут гвианские осы, известные как кинжальные мухи{232}. Этих перепончатокрылых также называют бумажными осами из-за вещества, похожего на картон, из которого они строят свои гнезда, получая его из растительных волокон, скрепленных особым выделяемым ими клейким секретом. Гнездо диаметром зачастую более сорока сантиметров снабжено единственным входом, через который может пролезть только одна муха. Удивительное дело, но кинжальные мухи и кассики живут в полном согласии, никогда не нападают друг на друга, а напротив, объединяются против взаимных врагов.
Под кроной мавриции на плантации «Доброй Матушки», где жили кассики, было и гнездо кинжальных мух. Однажды утром одна симпатичная макака, большая охотница до мух, решила устроить на них набег. Это произошло еще до восхода солнца, насекомые пока спали, но вот-вот должны были проснуться. Не обращая внимания на оглушительные крики кассиков, обезьяна удобно устроилась рядом с мушиным гнездом, посадив на плечи своего малыша, и принялась ждать. Ничего не происходило, поэтому нетерпеливая гурманка несколько раз ударила левой лапой по гулкой поверхности гнезда, одновременно заткнув выходное отверстие указательным пальцем правой лапы.
Легкое жужжание известило ее о том, что колония насекомых пробуждается. Обезьяна убрала палец, и в отверстии показалась головка первой мухи… Крак! Два черных тонких пальца ловко ухватили насекомое, раздавили его брюшко, показалось совершенно бесполезное жало, и обжора проглотила муху с выражением крайнего удовлетворения. Следующее насекомое постигла та же участь, затем еще одно и так далее до бесконечности. Поскольку мухи явно стремились вылетать быстрее, чем четвероногое успевало их поглощать, макака регулировала этот процесс, затыкая отверстие пальцем левой лапы, в то время как правая безостановочно осуществляла транспортировку добычи от гнезда ко рту. Это полуавтоматическое движение происходило с механической четкостью около получаса и без единой задержки. Страстная лакомка не думала прекращать, увлеченно хрустела насекомыми и явно была готова продолжать заниматься этим делом вечно, к огромной зависти одной из своих соплеменниц, которая бесшумно подкралась к ней и с вожделением наблюдала за недоступным для нее пиром.
Первая обезьяна явно не собиралась покидать свое место, а прогнать ее силой было бы затруднительно. Если бы палец-затычка промедлил хотя бы на долю секунды, обе обезьяны немедленно ощутили бы на своей шкуре страшно болезненные укусы разъяренных ос, которые часто бывают смертельными для небольших животных.
Наскучив ожиданием, вторая обезьяна как будто решила отказаться от своих намерений. Она бесшумно забралась на вершину мавриции, уцепилась за нее хвостом и в течение нескольких минут изо всех сил раскачивалась вниз головой. Хотя это положение никоим образом не способствовало размышлению, оно все же зародило в обезьяньем мозгу новую мысль. Невезучая лакомка заметила большую гроздь зрелых плодов весом не менее двадцати фунтов, висевшую в двух метрах над головой поедательницы кинжальных мух. Прикинув расстояние до земли, хитрая обезьяна ухмыльнулась, почесалась, а затем без промедления принялась грызть всеми своими зубами черенок грозди, готовый и без того рухнуть под тяжестью плодов. Через мгновение гроздь с шумом полетела вниз, снеся по пути половину осиного гнезда и маленькую эгоистку, которая распласталась на земле со сломанным позвоночником.
Циничная шутница
