Держава и окраина. Н.И.Бобриков — генерал-губернатор Финляндии 1898-1904 гг. - Туомо Илмари Полвинен
По инициативе Бобрикова уже весной 1904 года были начаты ремонтные работы в Свеаборгской и Выборгской крепостях и усилена охрана побережья. Так же поступили и с важными для перевозки войск железнодорожными мостами. Была ужесточена уже испытанным образом цензура и составлен план действий на случай возникновения в крае волнений. Охрану дворца генерал-губернатора усилили, а прислуге выдали особые пропуска, без которых в дом было не попасть.
В то же время Бобриков с удовольствием отмечал многочисленные выражения лояльности, в том числе и со стороны сената, которые свидетельствовали, что «агитация шведоманнов» охватила далеко не все население Финляндии. Поэтому следовало извлечь из ситуации всю возможную для Святой Руси пользу, между прочим и в виде сборов пожертвований, организуемых Красным Крестом. Сотрудничество с сенатом шло хорошо, хотя, как известно, доверия сенату по существу не было.
Посетивший в начале июня 1904 года Финляндию представитель «Нового Времени» Юрий Беляев нашел атмосферу окраины удушающей. Там как бы шла война, но без оружия. Беляев дважды встречался и с генерал-губернатором, который своей быстрой сменой настроений произвел на Беляева впечатление нервничающего человека. Бобриков сказал, что на улицах Хельсинки все спокойно. «Поймите меня правильно: на улицах. Что там в домах Хельсинки, гарантировать не могу». Слова генерал-губернатора оказались пророческими, это выяснилось несколько дней спустя. Гарантировать спокойствие и безопасность действительно было невозможно даже в центре управления краем, во дворце сената.
По мере того, как нажим Бобрикова становился сильнее, пассивное сопротивление стало выказывать признаки ослабления. Если в 1902 году на призыв не явилось 58% призывников, то в следующем году их было 38%, а весной 1904 только 22%. Сильный удар деятельности Кагаали был нанесен высылками из края. Пассивное сопротивление становилось все менее эффективными и тогда начали искать новые способы действий. В связи с состоявшимся осенью 1903 года собранием высланных и эмигрантов, получившим название «Стокгольмская сессия сейма», некоторые представители более молодого поколения выразили неудовлетворение способами действия большинства, основывавшимися на строгом соблюдении законов. Этого уже не было достаточно, следовало начать добиваться изменения настроений, готовить народ также и к более активному сопротивлению.
Эта мысль была развита в статье магистра Арвида Мерне «Пассивное сопротивление и право на необходимую самозащиту», опубликованной подпольным шведоязычным еженедельником «Векканс Нюхетер» («Новости недели»). Пассивное сопротивление следовало, конечно, продолжать, но его надо дополнить более активными действиями. Противник все беззастенчивее обращается к мерам насилия, и только лишь пассивное сопротивление ведет к одному за другим поражениям, что парализует боевой дух народа. Поэтому пора переходить к более крутым приемам, которые действительно будут видимы, слышимы и ощутимы; следует вызвать у противника также страх.
Зимой 1903-1904 годов группы активистов, возникшие в студенческих и рабочих кругах, встали на путь «пропаганды делом» по примеру российских эсеров. В назидание другим следовало убить кого-нибудь из «коллаборационистов», которые, с точки зрения активистов, были «моральными предателями родины». Однако в первую очередь внимание сосредоточилось на устранении символа политики угнетения и ее «примус мотора» — генерал-губернатора Бобрикова. Но поначалу намерения совершить покушения как на Бобрикова, так и на «коллаборационистов» оставались лишь намерениями, ибо террористы были неопытны, а полиция весьма бдительной.
Заговорщиков опередил сын сенатора Вальдемара Шаумана, 29-летний помощник начальника бухгалтерии Главного управления учебных заведений Эуген Шауман, детали биографии которого подробно освещены в финской литературе. Хотя Эуген Шауман и общался иногда с активистами, он задумал и осуществил покушение один. Активисты считали, что не требуется жертвовать своей жизнью в борьбе против «насильников», ведь дело было лишь в приведении в исполнение «приговора, вынесенного народом». А Шауман был готов ради искупления пожертвовать своей жизнью, даже не пытаясь воспользоваться возможностью спастись.
Совершение задуманного облегчило, помимо заранее принятого решения отказаться от побега с места покушения, и то, что до 1903 года Шауман был внештатным копиистом Финансовой экспедиции сената и потому, не привлекая к себе особого внимания, мог легко передвигаться в здании сената. Разрабатывавший в первые месяцы 1904 года план покушения Шауман был известен как хороший спортсмен и особенно как отличный стрелок. Почти ежедневно упражняясь на стрельбище в Оулункюле, он сказал восхищавшимся его меткостью приятелям: «Эта рука не дрогнет». Эдит Вегелиус — коллега Шаумана по службе позже рассказала, что он приглашал ее отобедать с ним в среду 15 июня, но ей этот день не подходил, и она сказала, что лучше было бы пообедать вместе в четверг. «Не выйдет, — ответил ей кавалер, — потому что в четверг я буду уже мертв». Девушка приняла это за шутку.
Шауман знал, что по четвергам с 11 часов Бобриков председательствует на заседаниях Хозяйственного департамента сената. 16 июня 1904 года покушающемуся предоставлялась последняя в этом полугодии возможность, ибо уже на следующий день генерал-губернатор должен был отправиться в Петербург, а оттуда дальше в Ульяновку, проводить летний отпуск.
По словам очевидцев, утром 16 июня Шауман вышел из дома «бодрый и в хорошем настроении» и за несколько минут до 11 часов вошел в здание сената через дверь на углу Николаевской и Правительственной улиц. Поднявшись на третий этаж, он наблюдал из окна, как Бобриков со свитой пересекал пешком площадь. Вместе с генерал-губернатором шли обе его дочери, генеральша Андреева и полковница Хольмсен, губернатор Кайгородов, чиновник генерал-губернаторской канцелярии Львовский и адъютант ротмистр Тимирязев. У главного входа в сенат — со стороны площади — Бобриков освободился от сопровождающих, посоветовав Кайгородову вернуться к исполнению служебных обязанностей, а Львовскому и Тимирязеву — позаботиться о дамах. С портфелем и тростью, облаченный в генеральскую форму и летнюю накидку, Бобриков стал медленно подниматься по лестнице.
В это время Шауман покинул свой наблюдательный пункт и «быстрыми спортивными шагами» направился к лестнице, ведущей вниз. «Ты куда?» — спросил его попавшийся навстречу знакомый чиновник сената. И услышал в ответ лишь: «Мне некогда!» Когда Бобриков, поднявшись на лестничную площадку второго этажа, повернул оттуда к залу заседаний Хозяйственного департамента, он встретился с Эугеном Шауманом, который, ни слова не говоря, направил на Бобрикова браунинг и произвел с близкого расстояния три выстрела. Затем, сделав несколько шагов, Шауман прошел мимо генерал-губернатора, остановился и произвел два выстрела подряд себе в область сердца. Смерть наступила мгновенно.
В кармане покойника было обнаружено адресованное императору
