Держава и окраина. Н.И.Бобриков — генерал-губернатор Финляндии 1898-1904 гг. - Туомо Илмари Полвинен
Решающая перемена произошла лишь 10 ноября 1903 года, когда император одобрил временную инструкцию жандармерии Финляндии, которая вступила в силу в начале следующего года. Согласно этой инструкции, задачей жандармского ведомства, намеренно широко истолкованной, было «расследование таких преступлений, которые можно считать тайным умыслом против государственного устройства, безопасности и мира». Все учреждения и чиновники обязаны были оказывать жандармам помощь при выполнении ими своих задач. Постановление давало жандармам такие же полномочия, какие имелись у финляндской полиции, и оплата расходов была возложена на казну Великого Княжества. Штат возглавляемого генерал-майором жандармского управления в Хельсинки насчитывал, согласно постановлению, 197 человек. Несмотря на увеличение численного состава и расширение полномочий, действиям жандармерии в Финляндии мешали плохое знание местных условий, языковые трудности и отчужденность окружающего населения, прибегавшего к бойкоту. Хотя в последний год правления Бобрикова сеть агентов заметно улучшилась, общий уровень жандармских рапортов остался сравнительно низким.
В придачу к полиции и жандармам в распоряжении Бобрикова в качестве последнего силового средства была армия. После роспуска финских вооруженных сил численный состав российских войск, дислоцированных в Финляндии, возрос до двух бригад пехоты, одного артиллерийского полка и полка драгун. Кроме того, по особой просьбе генерал-губернатора в Хельсинки были присланы две сотни оренбургских казаков, сыгравших в апреле 1902 года центральную роль при разгоне демонстраций. Общая численность расположенных в Великом Княжестве русских войск, задачей которых было отражение как внешней, так и внутренней опасности, могущей угрожать державе, достигла в 1902 году примерно 15 000 человек. Несмотря на просьбы Бобрикова направить в Финляндию больше войск, Куропаткин не соглашался. Было немало иных мест, где требовалось сосредоточение русских войск. Для успокоения генерал-губернатора был все же составлен план посылки дополнительного контингента в Великое Княжество, в первую очередь в Хельсинки, на случай возникновения там политического конфликта. Но прибегать к широкомасштабному применению вооруженных сил во время правления Бобрикова практической необходимости не было. Армия оставалась потенциальной угрозой «сепаратистам».
Требование увеличения численного состава русских войск в Финляндии Бобриков обосновывал не только военными соображениями, но также и национальным фактором. Принимая во внимание немногочисленность русского населения Финляндии, войска, размещенные в разных концах Великого Княжества, являлись в то же время «весьма существенной обрусительной силой».
Борясь весной 1899 года с брожением, вызванным Февральским манифестом, Бобриков не мог удержаться, чтобы не бросить Куропаткину с досадой: «Были бы у меня полномочия Варшавского генерал-губернатора!» Хотя тамошний коллега Бобрикова и был в подчинении у Правительствующего сената и Министерства России, но как доверенное лицо императора он был независим от ближайшего окружения — поляков. В отличие от Варшавы, в Хельсинки генерал-губернатор вынужден был считаться с сенатом и местным управленческим аппаратом, действовавшими на основе особого законодательства и постоянно препятствовавшими применять эффективные меры в целях общегосударственных интересов. Поэтому просто неизбежного расширения полномочий генерал-губернатора все же не было бы достаточно. Представляя осенью 1899 года только что вступившему в должность министра статс-секретаря фон Плеве обзор своих забот, Бобриков подчеркивал, что распространившуюся по окраине «крамолу» невозможно подавить без применения крутых мер.
Практически инициатива Бобрикова означала, да он и сказал это прямо, временную отмену местных законов путем объявления в крае положения «усиленной охраны», согласно закону об общем чрезвычайном положении в государстве, который применялся в России с 1881 года. Другой возможностью, предоставлявшейся этим законом, была «чрезвычайная охрана», соответствующая практически военному положению. Сразу же в 1881 году положение усиленной охраны было объявлено в десяти губерниях и двух крупнейших городах — Петербурге и Москве. Как показывают исследования, в период с августа 1881 года по март 1917 не было момента, когда бы закон не применялся в какой-нибудь из частей державы.
По представлению Бобрикова, распространение положения «усиленной охраны» на Финляндию дало бы «возможность ослабить силу тайной пропаганды, уничтожить преграды, затрудняющие проникновение в Финляндию благотворного влияния общегосударственных требований, и избавить страну от лиц, умышленно распространяющих всякие кривотолки, смущающие мирное и трудолюбивое финское население. Отметим, что Бобриков уже на этой стадии уделял особое внимание праву выселения из страны в качестве существенной части «диктаторских полномочий».
Со своей стороны, министр статс-секретарь считал совершенно обоснованным усиление положения генерал-губернатора коррекцией данных ему инструкций и уменьшением полномочий сената. Все равно следовало принимать меры по введению в Великом Княжестве русского языка в качестве официального языка администрации. Однако же фон Плеве считал, что для введения положения «усиленной охраны» пока что нет оснований. Прежде чем решаться на такие радикальные действия, следовало посмотреть, как подействуют другие, более мягкие меры.
После возникших в Хельсинки в 1901 году в связи со второй годовщиной опубликования Февральского манифеста уличных беспорядков генерал-губернатор вновь вернулся к вопросу о предоставлении ему особых полномочий. В связи с этим между Бобриковым и фон Плеве завязалась переписка, во время которой в Финляндии проявилась бурная реакция на новый Устав о воинской повинности, что дало делу дополнительный толчок. В августе 1901 года Бобриков опять потребовал введения в Финляндии положения «усиленной охраны». Расширение полномочий генерал-губернатора и губернаторов могло быть достаточным лишь в нормальной ситуации. Теперь же край из-за тайного подстрекательства скатывался к анархии. Поэтому требовались более крутые меры, в том числе и высылка из Финляндии. Генерал-губернатор утверждал, что его мнение разделяет и вице-председатель Хозяйственного департамента сената Линдер.
В статс-секретариате, где характер Бобрикова был хорошо известен, началась тревога. Правда, фон Плеве получил от императора задание подготовить вопрос, приняв все же во внимание, что применение мер чрезвычайного положения в Великом Княжестве требует особой осторожности, что надо избегать возбуждения у населения необоснованного страха, будто правительство намеревается лишить Финляндию особого положения, дарованного ей милостью российских монархов. С другой стороны, разумеется, было важным и восстановление общественного спокойствия. Поэтому у генерал-губернатора были запрошены детальные сведения о положении в Финляндии, чтобы можно было решить, на основании чего он желает получить особые полномочия.
Представляется крайне маловероятным, чтобы Николай II сам проявил такую инициативу, оговорка, сопровождавшая поручение, явно исходила от фон Плеве, пытавшегося сдерживать Бобрикова.
Так понял это и Бобриков, который в письме, направленном фон Плеве 9 (22)
