Держава и окраина. Н.И.Бобриков — генерал-губернатор Финляндии 1898-1904 гг. - Туомо Илмари Полвинен
«Заблуждающаяся интеллигенция»
Если широкие народные массы рассматривались Бобриковым в основном как объект политики или даже как потенциальная группа поддержки правительственной политики, то взгляд на «высшие» группы населения был совсем иным. «Лжеучение» о Финляндии как отдельном государстве в течение десятилетий пустило среди интеллигенции глубокие корни. Исходными позициями служили права, щедро даровавшиеся Великому Княжеству с 1860-х годов и дававшие основания сделать «ошибочные» выводы. Немалую роль в упрочении сепаратизма сыграли прежде, как считал Бобриков, русские чиновники своим небрежением или даже прямой помощью. Финляндцами утверждалось, что самодержец империи с населением в 130 миллионов ограничен в двух с половиной миллионной Финляндии шведскими конституционными законами XVIII века. Эту теорию, жаловался Бобриков, проповедовали постоянно и открыто в сейме, в церкви, в школе как печатным, так и устным словом. И не было никакого чуда в том, что она постепенно распространяла свое влияние на все более широкие круги и проникла даже внутрь воинских казарм.
Бобриков считал, что конкретных доказательств распространения «раковой болезни сепаратизма» имеется предостаточно. В числе прочего, это и поведение сейма, и реакция на Февральский манифест (особенно Большая петиция), демонстрации, бойкоты, петиция по поводу воинской повинности и уклонение от призыва. Все это «последствия подпольной работы сепаратистов», целью которой было оказать давление на российские власти, дабы вернуть прежнее положение.
Особенно опасной представлялась Бобрикову «агитация» в расположенной в непосредственной близости от столицы империи Выборгской губернии. Уже далеко продвинувшееся там обрусение повернуло вспять и результаты работы, начатой Петром Великим, почти сошли на нет. Всюду теперь звучал лишь финский язык и соблюдались финляндские порядки. Как оазисы в пустыне поднимались на горизонте редкие православные церкви с крестами. Российский флаг — «символ нашей государственности еще развивается на башне крепости Выборга, но вокруг него наше значение совершенно ничтожно». По мнению Бобрикова, следовало приступить к подготовке выделения Выборгской губернии из состава Великого Княжества и присоединения ее прямо к империи. Мера эта имела бы важное значение, ибо «губерния служит поприщем усиленной пропаганды, стремящейся вселить в ее население дух неприязни к издревле родной ему России», кроме того, было бы удовлетворено русское национальное чувство, сильно удрученное отторжением этой земли, завоеванной гением Петра Великого. На возвращение Выборгской губернии следовало бы смотреть лишь как на первый шаг к окончательному слиянию Финляндии с государственным организмом Империи.
Для начала Бобриков предлагал перевести населенную русскими деревню Райвола (неподалеку от Терийоки) из подчинения Великому Княжеству в подчинение Петербургской губернии. Но эта идея, несмотря на энергичные усилия Бобрикова, не дала результата, ибо как Министерство финансов, так и Министерство внутренних дел сочли перевод ненужным.
В политической жизни Великого Княжества Бобрикову пришлось столкнуться с двумя главными партиями: шведоманами, которые «перетянули на свою сторону и младофиннов», и со старофиннами. В первой из них он видел группировку, которая «борется за сохранение шведских форм жизни и шведского образования на русской окраине среди финнов». Шведоманами руководила небольшая сепаратистская интеллигентская клика, из которой позднее выросла организация сопротивления, получившая в Финляндии название «Кагаали». Хотя старофинны, исходя из эгоистической тактики, выказывали больше уступчивости к стремлениям России, Бородкин в своей книге подчеркивает, что сторонников этой партии все же нельзя было считать союзниками России. О доброй воле Империи сведений в их среде не было. Партии Финляндии стремились к своим целям, которые полностью отличались от целей России.
Но Бородкин лишь пересказывает мысли Бобрикова, который писал: «Шведы сильны своею талантливой интригой, благодаря которой достигли существенных для себя выгод... Могу ли я сочувствовать возврату к власти этих господ, испытав на деле их приемы? Все их обещания — чистейший миф. Стоит их взять обратно, чтобы убедиться в том, что они святую Русь по-прежнему презирают». Пассивное сопротивление в различных формах было, мол, прежде всего изобретением шведов, и петиция сессии сейма в 1900 году о восстановлении законности также была результатом их подстрекательства. На взгляд Бобрикова, петиция была, по сути, обвинительным актом против его деятельности. В существовавших обстоятельствах инициатива сейма, разумеется, не имела ни малейшей возможности быть проведенной в жизнь. Николай II считал, что сейм превысил свои полномочия, выразив дерзкое порицание действиям высшей власти, которые обсуждению не подлежат. Зато действиями генерал-губернатора император был удовлетворен, признав их правильными и соответствующими Высочайшим указаниям.
С точки зрения Бобрикова, сейм, задачей которого было в первую очередь служить органом поддержания местной законности и порядков, встал на путь самочинства и деморализации народа. Заняв определенные позиции и подавая пример, он мог бы способствовать умиротворению края. Однако же он, наоборот, встал по главе антиправительственного движения, подбивая к пассивному сопротивлению и руководя им. Частично плодом подстрекательства сепаратистов Бобриков считал явно увеличившуюся с 1899 года эмиграцию из Финляндии. Почти полное отсутствие русских чиновников повсюду препятствовало «оздоровительному» влиянию имперской власти. Столь же вредным было применяемое в Великом Княжестве управление на местах с избираемыми путем голосования уполномоченными. Ссылаясь на эту особенность, города и сельские общины могли легко и безнаказанно превращаться в гнезда сопротивления.
Для политического подстрекательства «странное» законодательство Финляндии давало неиссякаемые возможности. Они не ограничивались печатным словом, как показала лекционная деятельность профессоров и студентов университета. «В обетованной земле различных объединений» устную пропаганду легко распространять. «Кроме очень значительного числа научных и литературных обществ, существует множество так называемых «юношеских обществ», «союзов молодежи», преследующих по внешности просветительные, а в сущности политические цели». Ораторскому искусству школы в Великом Княжестве уделяли большое внимание.
Хотя деятельность добровольных пожарных обществ, гимнастических и стрелковых обществ не имела прямой связи с политикой, но из старательно отобранных по физическим данным, а также по дисциплинированности и частично по образованию членов этих обществ можно было при необходимости получить хороших солдат. Общества трезвости и объединения трудящихся гораздо больше занимались политическим ораторствованием, чем деятельностью по своему прямому предназначению. Ни одной возможности для подстрекательства в окраине не оставляли неиспользованной: открытия памятников, похороны выдающихся личностей, торжественные открытия новых зданий, открытие выставок и т.п. Особенно провокационными были ежегодные большие Певческие праздники, которые служили завесой патриотическим демонстрациям с дерзкими речами и неподобающими музыкальными программами, неизменным номером которых было исполнение «Марша порисцев» на слова, взятые из книги Рунеберга «Истории прапорщика Столя». Все это имело, как считал генерал-губернатор,
