Держава и окраина. Н.И.Бобриков — генерал-губернатор Финляндии 1898-1904 гг. - Туомо Илмари Полвинен
На усвоение национальной политики, основанной на принципе «единой и неделимой России», повлияли наряду с внутренними проблемами империи внешнеполитические факторы. Стабилизация западно-европейских и центрально-европейских крупных национальных государств и их включение в империалистическое соперничество было, разумеется, замечено и в Петербурге. Соответственно и России следовало стремиться к сплочению державы, и любые проявления нерусскости стали рассматривать как признаки раздробленности, слабости и даже предательства. А такое нельзя было терпеть в ситуации усиления соперничества между великими державами. Польское восстание 1863 года было также опасно в смысле внешнеполитическом, поскольку западные державы проявляли интерес к происходившим там событиям. После подавления восстания бывшее Царство Польское переименовали в Привисленский край, а его управление, просвещение, церковь и остальную общественную жизнь стремились русифицировать по возможности полностью. Еще более жестоко такую политику осуществлял в Литве подавивший там восстание генерал-губернатор М.Н.Муравьев, прозванный «Вильненским палачом».
Начало осуществления политики русификации в Прибалтике в 1880-х годах было положено как внутриполитическими, так и внешнеполитическими соображениями. Наряду со стремлением ко всеобщей централизации было обращено внимание и на социальное беспокойство, проявлявшееся в деревне. Кроме того, у правительственных кругов России возникли сомнения в лояльности прибалтийского населения, особенно тамошних немцев, в связи с подъемом руководимой Бисмарком Германии.
В Прибалтике, в соответствии с моделью остальной империи, были реорганизованы в основных чертах управление и образование (в том числе и народное просвещение), и в 1880-х годах их стали вести только на русском языке. Лютеранская церковь подверглась дискриминационным действиям, а Дерптский (Тартуский, основанный шведским королем в 1632 году) университет был русифицирован. Устранением немецкого управления, языка и культуры стремились также добиться популярности у местного населения — эстонцев и латышей. Попытка оказалась полностью неудачной, как и «мутатис мутандис» позже в Финляндии. Эстонцы и латыши не были готовы к переходу из-под владычества немецкой культуры и языка к аналогичной русской культурной и языковой гегемонии и ставили на первый план свои национальные интересы. В середине 1890-х годов административный процесс русификации практически остановился на достигнутом к тому времени уровне. Правительство, боровшееся с революционным движением, не хотело доводить ситуацию до крайности, полностью отменяя сословные привилегии прибалтийских немцев, ибо в условиях неудачи «политики обольщения», адресованной коренному населению, немецкоязычную группу населения рассматривали как важный фактор поддержания общественного спокойствия. Хотя русификация образования как в Прибалтике, так и Польше проводилась строго, результаты политики русификации в обоих регионах оказались недостаточными и вопреки замыслу способствовали, словно катализатор, подъему местных национальных движений.
Также целенаправленно стремились «сблизить с государством» украинцев, белорусов, народы Кавказа и Средней Азии. Безжалостное подавление самостийной украинской культуры привело (как в Польше и Прибалтике) к усилению местного национализма, которому способствовали связи с соплеменниками в Австрийской Галиции («Украинский Пьемонт»), где условия были более свободными. Правительство также подозревало южные, мусульманские национальные меньшинства в тяготении к панисламизму, опасаясь, что это может послужить плацдармом для проникновения в пределы империи иноземного империализма. Помимо опоры на военные силы считали предпочтительным «крепкий российский режим» и всемерное подчинение местных точек зрения «общегосударственным интересам». Правительство стремилось к «единой и неделимой России». Согласно сформулированному еще в 1860-х годах публицистом, главным идеологом контрреформ М.Н.Катковым определению, России необходимо было единое государство и сильная русская нация. Такую нацию следовало создать на основе единого для всего населения языка, единой религии и славянской деревенской общины. Всех, кто будет сопротивляться этому. Катков грозился раздавить... Он считал, что даже злейшему врагу не придумать для России худшей доли, чем распространение примера Финляндии, ибо политическому чувству русского народа не может быть ничего противнее федерализма. Одна только мысль об этом вызывает боль.
Особой дискриминации в Российской империи подверглись евреи, свобода жительства которых была ограничена установлением для них «черты оседлости», т.е. им можно было селиться лишь в некоторых, специально для этого предназначенных губерниях. Поступление евреев в учебные заведения было затруднено и, например, профессия юриста для них полностью исключалась. Участие в земствах и городских управлениях было именно евреям запрещено. Указом 1893 года им было запрещено даже использование «христианских имен». О правовой безопасности не могло быть и речи даже для богатых евреев, хотя небольшая их часть была в состоянии с помощью коррумпированных чиновников обходить упомянутые предписания. Бесправие евреев подчеркивалось постоянно нависавшей возможностью погромов. Во многих случаях это насилие, нередко кровавое, творилось при прямом попустительстве властей, смотревших на него сквозь пальцы как на подходящий отводной канал народного недовольства.
Говоря о политике русификации, следует все же постоянно помнить, что и в осуществлении этой политики проявлялось свойственное российскому царизму расхождение между желанием и возможностью. Из-за слабостей и противоречий самой системы никогда не удавалось проводить линию целостно и последовательно. Поэтому в последние десятилетия самодержавия можно заметить как временные, так и местные различия в масштабе проведения административной и культурной русификации национальных меньшинств. Дольше других дожидалась своей «очереди» Финляндия.
В течение XIX века особое положение Великого Княжества Финляндского постепенно стабилизировалось и укрепилось. Предоставлением самоуправления и поддержанием его царизм обеспечил себе верноподданность финляндцев. Николай I не зря велел оставить Финляндию в покое, констатируя, что в огромной державе это единственная провинция, которая за все время его правления не причинила ему никакого беспокойства или неудовольствия. Как верно заметил профессор Осмо Юссила, финляндцы обрели при дворе в Петербурге «добрую, консервативную репутацию» и долго не давали повода к изменению этого впечатления. Наоборот, в период реформ 1860-70-х годов самоуправление Великого Княжества, показавшее свою надежность, было укреплено еще более.
В отличие от других окраин, где царизм проводил политику русификации, особое положение Финляндии сохранилось и при Александре III. С.Ю.Витте в 3-м томе своих «Воспоминаний», в главе, посвященной Финляндии, приводит такие слова императора, сказанные ему: «Мне финляндская конституция не по душе. Я не допущу ее дальнейшего расширения, но то, что дано Финляндии моими предками, для меня так же обязательно, как если бы это я сам дал. И незыблемость управления Финляндией на особых основаниях подтверждена моим словом при вступлении на престол». Подоплекой высказанных Витте моральных воззрений реальной политики было традиционное стремление избегать преднамеренного вызывания трудностей там, где их не было.
С приближением конца столетия Финляндия — последний остаток созданной во времена Александра I и снабженной особыми правами зоны завоеваний — стала все более выпадать из картины гомогенного государства. Это не могло не привлечь внимания консервативно-националистических кругов. В 1881 году генерал-губернатором Финляндии был назначен бывший начальник Главного штаба граф Федор Логинович Гейден. Вскоре
