Измена. Игра на выживание - Луиза Анри
«Точка невозврата». Слова висели в воздухе, тяжелые, как свинец. Оливия закрыла глаза. Видела его улыбку за ужином — спокойную, привычную, лживую. Видела тот взгляд, брошенный молодой пациентке. Жадный.
— Я уже одеваюсь, Кать, — солгала Оливия, глядя на свои дрожащие руки. — Я… я просто возьму папку. Быстро. Может, его там и нет вовсе.
— Оливия! Не веди себя как героиня дешевого сериала! — почти крикнула Катя. — Подумай! Это глупо! Это опасно даже! Ты не знаешь, на что способен человек, пойманный с поличным в своем углу! Пожалуйста, останься дома!
— Спасибо, Кать, — Оливия положила трубку, оборвав мольбы подруги. Голос разума умолк. Осталось только гудящее пространство страха и жгучей, неудержимой потребности знать.
Она накинула первое попавшееся пальто, не глядя. Не взяла зонт. Дождь, начавшийся еще днем, лил как из ведра, заливая тротуары, превращая город в мрачное, дрожащее отражение в лужах. Оливия выбежала из дома, будто спасаясь от пожара. Села в машину, руки так тряслись, что она с трудом вставила ключ в замок зажигания.
Дорога до поликлиники заняла вечность. Каждый красный свет, каждая пробка казались пыткой. Она представляла пустые коридоры, темные окна кабинетов. И свет под дверью кабинета Анатолия. Или… тишину. Пустоту. Провал.
Она припарковалась в своем обычном переулке, вдали от его серебристого внедорожника, который, как она заметила с замиранием сердца, стоялна своем месте. Значит, он здесь.
«Сложный имплант».
Оливия вышла из машины. Дождь хлестал по лицу, ледяные струи затекали за воротник. Она не чувствовала холода. Внутри горело. Она подошла к знакомому черному ходу — врачебному входу. Ключ от поликлиники болтался у нее на связке, как и у всех врачей. Еще один «предлог». Она вставила ключ, повернула. Дверь открылась с тихим щелчком, впуская ее в темный, пропитанный запахами лекарств и одиночества вестибюль.
Тишина. Глубокая, звенящая. Только капанье воды с ее пальто на кафель и ее собственное неровное дыхание. Она знала каждый поворот, каждую скрипучую половицу. Знание не приносило успокоения. Каждый шаг по знакомому, но вдруг ставшему чужим и враждебным коридору на втором этаже отдавался эхом в ее грудной клетке. Вот дверь ординаторской — темно. Вот кабинет физиотерапии — темно. Вот… ее собственный кабинет. Она машинально заглянула — пусто, папка с отчетами лежала на столе. Предлог был реален.
И вот она. Дверь кабинета Анатолия. Снизу, в щели между дверью и полом, пробивалась тонкая полоска света. И… звуки. Приглушенные. Не стоны пациента. Другие стоны. Короткий, сдавленный смешок. Женский. Знакомый? Тот самый, что слышала в коридоре?
Оливия замерла как вкопанная. Весь мир сузился до этой полоски света и этих звуков. Сердце колотилось так, что казалось, вырвется из груди. Голос Кати эхом звучал в голове: «Точка невозврата… унизительно… не делай этого…»
Слишком поздно.
Рука, холодная и мокрая, сама потянулась к ручке. Она не думала. Не решала. Тело действовало за нее. Медленно, почти бесшумно, она нажала на ручку. Замок не был защелкнут изнутри. Они не ожидали вторжения в своем «святилище».
Дверь подалась. Открылась на сантиметр.
Потом еще.
Шире.
И Оливия увидела.
Глава 5
Дверь подалась.
Открылась на сантиметр.
Потом еще.
Шире.
И Оливия увидела.
Сначала мозг отказался обрабатывать информацию. Картинка была слишком чужой, слишком похабной для этого знакомого до боли места.
Стоматологическое кресло было откинуто почти горизонтально. На нем, точнее, в нем, полулежала она. Та самая пациентка с кукольным лицом и ногами от ушей — Алиса. Ее дорогие джинсы были сброшены на пол вместе с кроссовками, тонкая майка задрана до шеи, обнажая пышную грудь в кружевном черном бюстгальтере. Лицо было запрокинуто, глаза закрыты, губы полуоткрыты в немом стоне. Ее руки впились в волосы человека, склонившегося между ее ног.
Человека в белом халате, сдвинутом набок. Анатолия.
Его голова двигалась с отвратительной, знакомой Оливии настойчивостью. Один его локоть опирался на подлокотник кресла, другой рукой он сжимал бедро девушки. Стоящая рядом лампа-рефлектор освещала сцену с жестокой театральностью, выхватывая капли пота на его шее, беспорядок на инструментальном столике (сдвинутые инструменты, ватные шарики на полу), брошенный на спинку стула его галстук — тот самый, ядовито-сиреневый.
Запах. Знакомый, навязчивый, пудрово-животный аромат духов Алисы смешивался с запахом пота, возбуждения и… чего-то медицински-стерильного, что делало картину еще более кощунственной.
Время остановилось. Оливия не дышала. Не чувствовала собственного тела. Только ледяную волну, поднимающуюся от пят к макушке, смывая все — стыд, боль, неверие. Оставляя только чистый, кристальный, абсолютный гнев. Гнев такой плотный и холодный, что он физически ощущался как панцирь.
Звук захлопывающейся двери — громкий, резкий, как выстрел — разорвал порочный миг. Анатолий вздрогнул всем телом, резко отпрянул, чуть не упав. Алиса вскрикнула, инстинктивно пытаясь прикрыться, ее глаза, широкие от шока и еще не угасшего возбуждения, устремились ко входу.
— Оливия?! — хрипло выдохнул Анатолий. Его лицо, секунду назад искаженное страстью, стало мертвенно-бледным. На губах блестела влага. Он судорожно попытался стянуть халат, прикрыться. — Что ты… Как ты…
Оливия вошла. Не спеша. Не крича. Не плача. Ее шаги были бесшумными по линолеуму, но каждый звучал для них как удар топора. Она остановилась в нескольких шагах от кресла. Ее лицо было маской спокойствия. Только глаза… Глаза горели ледяным синим пламенем, в котором отражалась вся мерзость происходящего.
— Доктор Харитонов, — ее голос прозвучал низко, отчетливо, резанув тишину как скальпель. Он не дрожал. Он звенел. — Простите, что прервала… процедуру. Судя по положению пациента и используемому… инструментарию, — ее взгляд презрительно скользнул по его все еще полуоткрытым брюкам, — это не стандартный протокол установки импланта. Хотя, возможно, я просто не в курсе последних… инноваций в стоматологии?
Анатолий остолбенел. Он ожидал истерики, слез, воплей. Эта ледяная, уничтожающая точность сразила его наповал. Алиса съежилась в кресле, пытаясь стянуть майку, ее лицо пылало краской стыда и внезапного страха.
— Оливия… это… это не то, что ты думаешь… — начал он заплетающимся языком.
— Не продолжайте, Анатолий, — Оливия отрезала, поднимая руку. В ее пальцах был телефон. Камера была включена. Красная точка записи горела, как капля крови. — Ваши объяснения меня не интересуют. Они будут звучать еще более жалко, чем выглядит это, — она кивнула в сторону Алисы, которая теперь пыталась сползти с кресла, спотыкаясь о
