Князь поневоле. Регент - Илья Городчиков
— Остатки тех сил, что мы разместили в бывшей Австро-Венгрии? — спросил я.
— Именно. Решили, что есть необходимость решить дела дома. Закаленные, дисциплинированные, с офицерским костяком. Со знаменами. Со своей артиллерией. Со снабжением, которое им, видимо, щедро подкинули или французы, или англичане. Они прошли через Румынию, через Бессарабию… и вошли в Одессу как хозяева, — Зубов хрипло добавил. — Он не просто обещает, князь. Он уже дает. В Одесской области объявлена амнистия всем политическим, отменены сословные привилегии, обещан немедленный раздел помещичьих земель. Разрешил формирование национальных частей — украинских, молдавских, еврейских… даже каких-то кавказских ополчений. И они идут к нему. Толпами. Мужики, рабочие, интеллигенты, офицеры, уставшие от хаоса… Все, кто поверил в его красивые слова о «демократии», «свободе» и «порядке». Он создает не армию — крестовый поход. Поход на Москву.
— Он переманивает наших? — спросил я, и голос мой прозвучал чужим, усталым.
— Пока единицы. Всё же далековато от Перми до Одессы. Но шепоток… уже идет, — признал Зубов. — Особенно среди нерусских частей. Татары, башкиры в наших тыловых гарнизонах… они слышат про «равные права», про «федерацию». Слышат, что Кривошеин разрешает их национальные флаги, их языки в управлении. А что им Петр Щербатов? Призрак Рюрика? Или вы, князь? Регент при призраке? У Савнова хоть «Собор» русский, но тоже не для них… Кривошеин же сулит место под солнцем сейчас.
Я встал, подошел к карте, висевшей на стене. Большая карта Европейской России, испещренная синими, красными, черными и зелеными флажками. Теперь на юге, у самого Черного моря, нужно было ставить новый флажок. Ядовито-желтый. Флажок Кривошеина. Его армия — единственная реальная, организованная сила в этом хаосе. Закаленная в европейских боях, обеспеченная, ведомая амбициозным генералом с четкой, хищной программой. Его поход на Москву — не фантазия. Это реальность ближайших недель. И кто его остановит? Разрозненные, ненавидящие друг друга банды Волконских и Долгоруких? «Народное ополчение» Савнова, больше годное для уличных боев, чем для полевой войны против кадровых частей? Наши измотанные, увязшие в грязи и крови полки? Сомнительно. Очень сомнительно.
Он шел не просто завоевывать Москву. Он шел завоевывать идею. Идею новой, «свободной» России, которая казалась спасением после кошмара гражданской войны. И эта идея была страшнее любой армии. Она могла разложить любое сопротивление изнутри. Солдаты Савнова, слушая про «равные права» и «Учредительное Собрание», могли задуматься: а чем их «Земский Собор» лучше? Наши башкиры могли искренне поверить, что под желтым знаменем Кривошеина их ждет лучшая доля, чем под бело-зелёным знаменем Петра. Даже мои офицеры, уставшие от бесконечной грязи и неясности нашей борьбы, могли увидеть в нем сильного лидера, обещающего порядок и признание Запада.
Я стоял у карты, ощущая гулкое одиночество. Пермь, стоившая столько крови, вдруг стала не стратегической победой, а мышеловкой. Мы были впереди, выдвинуты вперед, увязшие в грязи Центральной России, пока с юга надвигалась новая, страшная гроза. А за спиной — тлеющий Урал, где сидели эмиссары Савнова, где рабочие роптали, где каждый слух о Кривошеине и его «свободной федерации» мог стать искрой нового взрыва.
— Ваши распоряжения, князь? — спросил Зубов, нарушая тягостное молчание.
Распоряжения? Какие? Бросить все и рвануть на юг, наперерез Кривошеину? С нашими силами? По весеннему бездорожью? Это самоубийство. Ждать здесь, в Перми, пока он подойдет? Стать мишенью для его хорошо вооруженной армии и для Савнова с севера? Уйти обратно за Каму, к Екатеринбургу? Признать поражение, отдать Пермь, потерять лицо и последние остатки авторитета перед своими же войсками и перед Савновым?
Ни один вариант не был хорош. Все вели к пропасти. Но останавливаться — значило умирать медленно, под аккомпанемент победных реляций Кривошеина и Савнова.
— Готовить армию к движению, — сказал я, глядя не на Зубова, а на карту, на линию между Пермью и Москвой, усеянную черными и красными флажками. — Не на юг. На запад. Ускорить марш. Бросить все тяжелое, что замедляет. Только самое необходимое. Цель… — я ткнул пальцем в условный знак под Москвой, — разбить остатки князей до того, как Савнов или Кривошеин сделают это за нас. Взять хоть что-то, что можно будет предъявить на переговорах. Или просто… чтобы успеть умереть не в грязи под Пермью, а у стен Кремля.
Глава 13
Пермь лежала за спиной — разбитый, запуганный город, еще одна язва на теле России, еще одна гиря на совести. Мы взяли его, да. Отрезали север князьям, вышли на оперативный простор к Волге. Но цена? Цена была выжжена в глазах уцелевших «орлов», в пустых местах в строю сибирских стрелков, в чадящих остовах последних «Туров», которые Гусев теперь ласково, с горькой иронией, называл «мои калеки».
И не было времени оплакивать. Не было времени вязнуть в административных делах завоеванной губернии, ублажать местных купцов или усмирять ропот рабочих. Вести, принесенные Зубовым в тот душный кабинет пермского губернатора, висели над нами дамокловым мечом. Прибалтика, Польша отколовшиеся, как гнилые доски от тонущего корабля. И главное — Одесса. Кривошеин. Этот генерал-хищник, вынырнувший из небытия с кадровыми полками и сладкими посулами «свободы» и «порядка», стал новым центром притяжения хаоса. Его желтое знамя манило всех, кто устал от княжеской резни, от савновской демагогии, от нашей кровавой тропы на восток. Он шел на Москву. И если он возьмет ее раньше нас, раньше Савнова… Все наши жертвы, вся наша игра с призраком Рюриковича — превратятся в прах. В прах и насмешку.
Стратегия родилась в бессонные ночи, под треск рации, принимавшей все более тревожные сводки. Мы не могли ждать Кривошеина здесь, у Камы. Не могли рваться на юг, через тысячи верст весеннего бездорожья, навстречу его отдохнувшей, сытой армии. Единственный шанс — опередить. Ударить на запад, вдоль Волги, к ее сердцу — Нижнему Новгороду. Взять его. Перерезать последнюю крупную артерию, еще связывающую разрозненные силы Волконских и Долгоруких. Создать плацдарм для броска на Москву. И главное — сделать это до того, как Кривошеин или Савнов добьют князей под столицей. Нам нужен был вес, нужен был громкий успех, нужен был Нижний как козырная карта в предстоящем, неминуемом дележе России. Без него мы были всего лишь бандой на окраине, обреченной быть
