Князь поневоле. Регент - Илья Городчиков
— Реакция Волконских и Долгоруких? — спросил я, стараясь, чтобы голос не дрогнул.
— Пока — паника и взаимные обвинения, — ответил Зубов. — Но наши агенты передают: они начали экстренные переговоры. Объединиться против общего врага — Савнова и его «соборной крамолы». Если договорятся…
— Они договорятся, — перебил я. — Перед лицом такого врага они забудут старые счеты. Хотя бы на время. И бросят все силы на Москву. Чтобы утопить это восстание в крови и вернуть столицу под контроль «законной» власти.
— А нам? — спросил Зубов.
Его взгляд был вопрошающим. Что делать нам? Сидеть и ждать, пока князья раздавят Савнова? Или пока он не поднимет против нас наших же людей?
Я подошел к окну. Закат догорал кровавым заревом над заводскими трубами Екатеринбурга. Город, который мы взяли с таким трудом, казался теперь не крепостью, а ловушкой. Мы застряли здесь, обремененные заводами, мобилизованной армией, внутренними противоречиями. А там, на западе, решалась судьба. Игралась новая партия, где наша фигура — Петр Щербатов — внезапно стала не козырем, а обузой.
Мы достигли многого. Мы контролировали Сибирь и Урал. Мы строили армию. Но все это было построено на песке старого мира, который теперь трещал по всем швам. Савнов, этот бывший террорист, гений демагогии и политического чутья, нащупал нерв эпохи. И теперь нам, всем княжеским группировкам, приходилось играть по его правилам. Либо объединиться с вчерашними врагами против нового, страшного врага — народа, жаждущего мира и «соборной правды». Либо… попытаться перехватить его лозунги? Но как? Признать Земский Собор? Отказаться от Петра? Предать все, за что мы боролись?
— Усилить наблюдение за настроениями в войсках и на заводах, — приказал я, и мой голос прозвучал хрипло от усталости. — Любой слух о Савнове, о Земском Соборе — докладывать немедленно. Искать его агентов здесь. Они обязательно появятся. И… готовься к худшему, Зубов. Шторм приближается. И на этот раз он придет не с востока и не с запада. Он поднимется из самой России. Крестьяне, рабочие, купцы, солдаты — они могут пойти против нас. Готовься, Зубов — скоро тряханёт так, как мы раньше этого не ждали.
Глава 10
Гражданская война в Центральной России вступила в фазу невиданного доселе хаотического противостояния. Если раньше князья смогли сформировать хоть какие-то ощутимые фронты, пусть и не всегда наполненные войсками, то сейчас фигура Савнова, до сего момента известного преимущественно в кругах интеллигенции и как бывшего узника царских тюрем, в считанные дни превратилась в знамя массового народного движения, грозящего смести всех прежних претендентов на власть.
Действия повстанцев развивались удивительно быстро. Сначала был захвачен Симонов монастырь, и его превратили в цитадель. Бывший укрепленный пункт опричников Волконских пал под натиском плохо вооруженных, но фанатично настроенных отрядов «Народной Воли» Савнова. Ключевую роль сыграло массовое дезертирство солдат гарнизона, уставших от бессмысленной междоусобной бойни. Монастырь объявлен: «Первым Присутственным Местом Земского Собора». Затем ополченцы, пользуясь хаосом и симпатией железнодорожников, смогли захватить все столичные вокзалы, отрезав город с локализованными княжескими группировками. После этого начались постоянные радиовещания, а на базе перешедших на сторону Савнова частей, рабочих дружин и добровольцев из числа горожан создавалась структурированная военная сила, которое практически сразу возросла до пятнадцати-двадцати тысяч человек. Эти силы уже через несколько дней вытеснили войска князей из города, практически сразу полностью пресекая всяческие контратаки, отчего остатки княжеских войск несли серьёзные потери.
Наиболее масштабный и опасный для старых порядков отклик на призыв Бориса Савнова прозвучал в Тамбовской губернии, традиционно считавшейся житницей, но измученной продразверстками и бесчинствами реквизиционных отрядов всех мастей.
В Тамбове появился сопартиец Савнова, бывший учитель Григорий Тарасов. Он характеризовался как харизматичный и пользующийся огромным доверием крестьянства, а также известный своей непримиримостью к любой власти, притесняющей жизнь простого крестьянства. Действовать он принялся с громадной скоростью.
Сначала начался митинг с целью создания Вольной Тамбовской Земли до начала решений Земского Собора. На следующий день началось восстание в окрестных городах, где гарнизоны либо сдавали оружие, либо переходили на сторону восставших. Захватывались арсеналы и пункты связи. Уже после этого Тамбов за сутки перешёл с боем на сторону Тарасова. Крестьянство добровольно формируется в «Зелёную Армию», численность которой никто достоверно не знал.
После успехов Савнова и Тарасова появились многочисленные сообщения из различных центральных губерний. В Воронеже железнодорожники саботируют ремонты дорог и объявили забастовку. В Сормове рабочие сформировали свою красную гвардию, после чего принялись оказывать сопротивление княжеским отрядам. Под Пензой крестьяне перерезали железнодорожные ветки и отказывались отдавать еду, стреляя по продовольственным отрядам. В Смоленске объявились многочисленные отряды партизан из дезертиров.
Волконские и Долгорукие, забыв на время взаимную ненависть, спешно пытались стягивать силы к Москве, пытаясь задавить новую, страшную гидру. Однако каждый их шаг лишь раздувал пламя. Народ, измученный годами кровавой мельницы, видел в Савнове не узурпатора, а надежду. На мир, может быть справедливость или вовсе конец княжеской вакханалии.
Именно в эти дни, когда воздух в ставке был густ от табачного дыма, бессильной ярости и предчувствия краха, ко мне пришел Зубов. Не с обычным докладом, а с именем, выдернутым из глубин памяти.
— Ваше сиятельство, — начал он, отложив папку со сводками о новых беспорядках на Уралмаше. — Есть один канал. Старый, пыльный. Но, возможно, рабочий. На случай крайней нужды.
Я поднял глаза от карты, где синими и красными флажками обозначались все новые очаги «савновского пожара», подбирающегося к нашим границам. Краем глаза отметил, как боль в старой ране на ноге отозвалась на слово «крайняя». Мы давно в ней пребывали.
— Говори, Зубов. Слушаю.
— Лыков, — произнес он коротко. — Федор Игнатьевич. Помните?
Помнить? Он помог мне в самом начале войны, приведя Сретенского с танками, да и наши дела под Кёнигсбергом тоже забыть было проблематично. Пусть я был и слабо с ним знаком, но если он до сих пор живой, то всё относительно неплохо. Этот человек помог мне остановить бессмысленное наступление под газовые облака немцев.
— Жив? — спросил я, стараясь, чтобы голос не выдал внезапной искры интереса.
— Жив, — кивнул Зубов. — И, по некоторым данным, не чурается контактов с новыми… силами. В частности, с тамбовскими. Через третьи руки, разумеется. Но канал существует. И он знает, что вы здесь. Знает о Петре Алексеевиче.
Мысли завертелись с
