Юрий Любопытнов - Мурманский сундук
— Говорите, дом восстановили после пожара?
— Да, колхоз восстанавливал.
Гость заглянул во все комнаты. Провёл рукой по брёвнам, втянул носом воздух, словно почувствовал какой-то запах. Вышел в прихожую, дотронулся до зарубки на косяке двери.
— Зарубка!
— Это от старого дома осталось. Леса тогда что-то не хватило и вот… значит, пригодилось…
Незнакомец несколько раз провел пальцами по косяку, касаясь зарубки, словно считывал информацию кожей рук.
— Спасибо вам за квас, за самовар, за экскурсию, — произнёс он, собираясь уходить. — Вы мне утолили жажду.
— Это вам спасибо, — говорила тётка Вера, ощущая на груди бумажки, которые она спрятала. Это ведь пять её пенсий, которые не носят уже третий месяц.
Она не стала ему предлагать яйца, довольная тем, что получила кругленькую сумму за продажу самовара.
Когда незнакомец садился в машину, тётка Вера спросила:
— Как звать-то вас величать? Я постеснялась сразу спросить. Скажите, чтоб я свечку в церкви поставила за здравие.
— А поставь за здравие Степана, — ответил незнакомец, захлопывая дверь джипа.
Машина поехала по улице и скоро скрылась за поворотом.
Тётка Вера достала деньги, повертела в руках, помяла, посмотрела на свет, вздохнула и опять убрала за пазуху.
Налетел порыв ветра. Она взглянула на небо — с юго-запада заплывала тёмная синева — собирался дождь с грозой.
Придя в дом, села у окна, пытаясь собраться с мыслями после приезда незнакомца. Он внёс беспокойство в её душу.
Небо темнело, накрапывал мелкий дождик, вдали горизонт освещала молния и погромыхивал гром. Начался настоящий летний дождь, побежали с крыши потоки, а она не могла отвязаться от мыслей о неожиданном посещении хутора незнакомцем. «Неспроста это, — думала она. — Смерть Геронта, приезд этого человека в такой дорогой машине, самовар, купленный за миллион по-старому, расспросы. Не наболтала ли она чего лишнего?»
Она не могла найти успокоения в доме, дела валились у неё из рук, мысли одолевали, и как только дождь прекратился, несмотря на больные ноги, решила сходить к Николаю и рассказать ему всё, чтобы успокоиться.
Задав корм курам, она набросила на плечи дождевик, заперла дом и отправилась в Дурово.
«И зачем надо было убивать Геронта? — думала она дорогой. — Вот сейчас заходи в её дом, бери иконы, что хочешь… А старика убили?»
Время было послеобеденное, иногда проглядывало ненадолго солнышко, моросил грибной дождик, а тётке Вере было жарко. Раза два она присаживалась на пенёк, на поваленную коряжину, отдыхала, а потом продолжала путь. Эти несколько километров она одолела часа за полтора. Спокойно вздохнула, когда показались крыши дуровских домов.
Николая во дворе не было, и она поднялась на крыльцо. Позвякала щеколдой, никто не вышел, и она, пройдя сенями, постучалась в обитую войлоком дверь. Дверь распахнулась, и на пороге показался Николай. Увидев хуторянку, удивился и спросил:
— Опять что-то случилось? На тебе лица нет.
— Ой, случилось, Коля! — Она села на лавку и привалилась к стене. — Сейчас отдышусь, расскажу…
И она рассказала о сегодняшнем приезде на хутор незнакомца с тростью на шикарной автомашине, как он попросил попить, а потом стал расспрашивать о том, о сём, купил у нее за тысячу старый худой самовар.
— Ничего в этом особенного нету, — резюмировал Николай после того, как выслушал исповедь хуторянки. — Ну заехал мужик на хутор, попил квасу, заодно поговорил, самовар подвернулся, если он богат, к тому же коллекционер, почему бы ему и не купить.
— Странный он, этот старик, — говорила тётка Вера. — Глаза этак всё ошаривали, запоминали, сравнивали…
— Ты вот что, тётка Вера, не дёргайся! Если боишься, перебирайся ко мне, хотя, — он вспомнил о пергаменте, — у меня тоже не безопасно. Но если всего бояться, зачем жить. Ну был старик, заехал по пути. Не какой-то мордоворот, а старик всего лишь…
— Да как он хутор нашёл, будто мы на шоссейке стоим. Мы в стороне от дорог. На такой машине по кальям шастать! Нет, он специально ехал, — продолжала твердить тётка Вера. — Мне это сначала невдомёк было… Недаром говорят, русский задним умом крепок.
— Ну ты из себя Шерлока Холмса не разыгрывай! — пытался успокоить соседку Николай. — Если думать, можно чего хочешь выдумать. Мы все стали дёрганные после смерти Геронта. Я сам иногда ночью просыпаюсь от разных мыслей.
Он не соврал.
— А ты знаешь, Коля, как он назвался?
— Как?
— Степаном?
— Ну и что тут такого. Значит, так его зовут.
— А ты знаешь, что сына Антипа Маркелыча, хозяина хутора, звали Степаном.
— Не такое редкое имя. Просто совпадение.
— Нет, Коля, здесь что-то не то.
Они сидели за столом в комнате рядом с кухней. Николай угощал хуторянку чаем с печеньем. В окно была видна часть улицы и дом Нила Петровича.
— Живёт сосед-то? — спросила тётка Вера, отхлебывая из чашки чай.
— Живёт. Да вон он идёт. — Николай показал на человека в брезентовом плаще с капюшоном, идущим к соседнему дому.
— Это и есть сосед?
— Сосед, а что?
Тётка Вера вздрогнула и поставила чашку на стол так неловко, что выплеснула чай.
— Николай, а ведь это тот дачник, что приезжал на машине к Геронту.
— У него машины нет.
— И фигура, и плащ с башлыком… Николай, это он…
— Да мало ли таких плащей. У меня в кладовке точно такой же висит.
— И сапоги? Его сапоги. — Она пристально всматривалась в окно, пока Нил Петрович не скрылся в доме. — Не убедишь меня, Николай. Это он.
Кое-как успокоив тётку Веру, он отвез её на хутор, а сам вернулся в деревню. Тётку он успокоил, а сам был обуян сомнениями. Какие-то события назревали вокруг хутора, и он вольно или невольно втягивался в их круговерть. Неужели это не странно? Он нашёл пергамент с описанием клада в иконе, которую ему передал на реставрацию Геронт. Геронта убивают, наверное, из-за этой самой иконы, которую ищут, потому что в ней ключ к сокровищу… Они могли пытать старика, стараясь дознаться, где икона, которую ему дал на сохранение Загодин, а он не сказал, и его убили. Этот старик, приезжавший на хутор. Какого ляда он там потерял? Нечаянно заехал? Тётка Вера права — не будет просто едущий по шоссе человек сворачивать на просёлок, если не знает местности. Заблудился? Жажда замучила? Вряд ли, чтоб в машине не было термоса или бутылки с водой. Тогда чего он искал? Самовар купил для отвода глаз. А почему дал такую большую сумму? Назвался Степаном, так звали сына Антипа Маркелыча. По возрасту он подходит. Сын знал про икону. Поэтому и нашли Геронта. Но сын знал и Геронта, почему не приехал и не договорился с бывшим работником? Геронт не отдавал? Но он не знал о тайнике. И этот сосед, Нил Петрович. Тётка Вера божится, что это он приезжал к Геронту.
Воронин вспомнил, что Геронт говорил о дачнике, который интересовался его иконами. Этим дачником мог быть его сосед, Нил Петрович. И зачем он обманул Воронина, говоря, что не знает Геронта?
У Николая от этих, задаваемых самому себе, вопросов, заболела голова, и он пораньше лёг спать. Однако сон не шёл. Было жарко, душно, он ворочался на постели, ему мерещились шорохи, голоса.
Он взял простынь и одеяло и пошёл на сеновал. Здесь было свежее. Лёжа в душистом сене, он мало-помалу пришёл в себя, мрачные мысли покинули голову, и он заснул.
Он слышал, как звякнул крючок, выдернутый из петли двери, слышал, но сил поднять голову не было. Подумал, что показалось. Заскрипели половицы, и ему почудилось, что кто-то наклонился над ним. Он открыл глаза и увидел человека в башлыке, тот протянул руки и стал душить его. Николай вырывался, но железные пальцы сдавили ему горло. Уже задыхаясь, он собрал остатки сил и оторвал руки от шеи. И, о Боже! На одном из пальцев душителя отсутствовали две фаланги. Это был Нил Петрович!
Николай закричал то ли от страха, то ли оттого, что узнал, кто душил его, и проснулся. Сел, подминая сено. Отдышался. Вытер холодную испарину со лба. Это был всего лишь сон. Ему стало страшно, что он один в доме, что вокруг творятся странные вещи…
Сквозь худую крышу двора пробивался утренний свет. Завтра съездит в город и даст телеграмму Сергею, с тем, чтобы тот срочно приехал к нему в деревню. Одному здесь становилось не по себе.
Глава двенадцатая
Операция
Стысь дал приказ собраться всем подчинённым ему людям на даче в Клязьме, принадлежащей на праве личной собственности бухгалтеру фирмы «Экстра-лес» Соломонии Уразовой. Стысь был с ней в очень тесных дружеских отношениях, и она ни один раз его выручала, будь то одолжение крупной суммы денег или предоставление загородного коттеджа для нужд Алика. Он позвонил ей на московскую квартиру, так как не застал на работе — у неё разболелась голова, и она ушла на час раньше из бухгалтерии — и попросил позволения использовать на пол-дня её дачу для проведения, как он выразился, очень важного мероприятия, пообещав шутливо, что не забудет её уважительного к себе отношения. Соломония в последнее время не выезжала из Москвы, одной на даче делать было нечего, она пустовала, муж по своим делам застрял за границей, поэтому она благосклонно позволила всеобщему любимцу фирмы распоряжаться «фазендой», как ему заблагорассудится, подумав, что завтра Стысь обязательно утром преподнесёт букет свежих, столь любимых ею красных роз.
