Гилад Элбом - Параноики вопля Мертвого моря
— Ага, — говорят очки, — а в чем тогда смысл, если надо быть таким тактичным? Да там все кишмя кишит туристами.
— Точно. Он сказал, что нам надо поехать в настоящий стрип-бар. Там есть одно местечко возле аэропорта, там танцуют мексиканки весом под триста фунтов. И вот он начинает мне говорить, как туда ехать: Холливуд-фривей, потом Харбор-фривей, потом Сенчури-фривей, типа того. Но я так туда и не поехал.
— Что так?
— Я осознал, что мне нужна девушка.
— Правильно.
— Ну не для секса, конечно. Подвозить друг друга.
Дорога мокрая, но дождя нет. Мы проезжаем кибуц. Похоже, тут были коровы. Темнота сгущается, и я включаю дальний свет. В кустах на обочине скрывается дикобраз. Черно-белый.
— Вот то же самое было со мной в Амстердаме, — говорят очки.
— И как оно в Амстердаме?
— Амстердам — хорошее место, — говорит кожаная куртка. — Я бы туда съездил.
— Амстердам — отвратительное место, — говорят очки. — Холодно, грязно, и делать нечего, кроме как смотреть на тюльпаны и уродов на велосипедах.
— А квартал Красных фонарей? — спрашивает кожаная куртка.
— А, ну это да. У них есть квартал Красных фонарей.
— И кофейни, — говорит кожаная куртка.
— И кофейни, — говорят очки. Девушка смеется.
— Ну а кроме этого, — говорят очки, — ничего. Тюльпаны и велосипеды.
— Дурак, — говорит девушка.
— Да там некуда пойти, — говорит кожаная куртка.
— Поверь мне, — говорит девушка, — мы живем в самом лучшем месте на земле.
— Я был в Лондоне, — говорю я.
— Лондон — это здорово, — говорят очки.
— Лондон — это отстой, — говорит кожаная куртка.
— Зато хорошие музыкальные магазины, — говорю я.
— Еда плохая, холодная погода и девушки холодные, — говорит кожаная куртка. — А люди там такие консервативные, что жуть.
— А я бы хотел там немного пожить, — говорят очки.
— Лондон мертвый, — говорит кожаная куртка. — Вот Нью-Йорк — это да.
— Да там холоднее, чем в Лондоне, — говорит девушка.
— Только не летом, — говорит кожаная куртка.
— Летом там жарче, чем в Тель-Авиве.
— А ты бы куда хотела?
— В Париж, — говорит девушка.
— В Париж?
— Париж — самый красивый город.
— А ты там когда-нибудь была?
— Нет, — говорит девушка, — я хочу поехать.
— Я там был, — говорит кожаная куртка, — поверь мне: не рекомендую.
— Почему?
— Я сижу там в ресторанчике, ем картофель фри. Доесть не могу. Ну, прошу коробку. Официанту это не очень нравится, но он приносит коробку. Я кладу картошку в коробку, расплачиваюсь, чаевые, все такое. Выхожу. На тротуаре прямо рядом с ресторанчиком встречаю товарища по армии — еще одного израильтянина в Париже. Я открываю коробку, угощаю его картофелем, мы начинаем идти — и кто бы вы думали вылетает за нами из ресторана, догоняет нас на бульваре и выхватывает у меня из рук коробку?
— Официант?
— Официант. Верите?
— Да они чокнутые, — говорят очки.
— Я же сказала, — говорит девушка, — здесь — лучшее место. Не надо никуда ехать.
— Я приехал, — говорю я.
— Вы здесь живете?
— Да.
— Спасибо, — говорит кожаная куртка. — Мы поймаем автобус отсюда.
Они выходят. Кожаная куртка закуривает. Они идут к автобусной остановке и смеются. Я паркую машину и иду домой. В квартире холодно. Я включаю обогреватель, ставлю первую сторону пластинки Manowar «Battle Hymns», наливаю себе чаю, включаю компьютер.
Но я устал, я не могу сосредоточиться, и почему-то, не знаю почему, я думаю о Натане Куке, одном из семи солдат, с которыми я делил комнату в армии. У него были свои пятнадцать минут славы, когда он появился на телевидении как национальный герой. Он рассказывал корреспонденту и всей публике о том, как он ездил в Японию и нашел телефон-автомат в Нагое. Из-за какой-то технической неполадки с него можно было делать международные звонки бесплатно. И тогда он рассказал об этом всем израильтянам в Нагое, и они звонили в Израиль и разговаривали со своими семьями, девушками и парнями целыми часами. Бесплатно.
Нет, я сдаюсь. Я выключаю компьютер, допиваю чай, жду, пока Эрик Адамс дотянет последние ноты «Shell Shock», выключаю обогреватель и ложусь спать.
Глава 5
Помните, я говорил вам, что у меня степень бакалавра по сравнительному литературоведению и лингвистике? Ну так вот, это не совсем так. Мне еще надо сдать два зачета. А точнее, мне надо сдать работу по одному из курсов по литературе, и следующая неделя — крайний срок, когда я могу сдать ее и не платить за весь курс заново.
Пока я готовлю себе завтрак, играет «Countdown to Extinction». Мне нравится Megadeth. Никаких вам нелепых оркестровых увертюр, никаких сверхъестественных судебных процессов, и при этом полное отсутствие статуса динозавров при жизни. Это, конечно, не «Rust in Реасе», но они стареют как-то более изящно, чем предыдущая группа Дэйва Мастейна. Мне нравятся эти вкусные, длинные гитарные соло, сердитый, кричащий вокал, постоянные перемены от громкого и сверхбыстрого к мягкому и задумчивому, от личного к политике, от дикого и неистового к чему-то попсовому и мелкому.
Еще одно тихое утро, но мне уже все равно. Завтрак готов: омлет с сыром, ломтики огурца с кориандром и укропом, маслины и тосты с маслом. Я ставлю все это на кухонный стол и сажусь, открывая карманное издание «Робинзона Крузо». Мне всегда нравилось читать за едой. А мама всегда на это злилась. Она выхватывала книжку у меня из рук, особенно за завтраком, а когда я принимался читать надписи на коробке с кашей, она и её убирала. Может, она не хотела, чтобы я опаздывал в школу. Мама на самом деле любит книги, так что, возможно, она считала чтение почти что священнодействием, которым ни в коем случае нельзя заниматься за кухонным столом. Не знаю. Как бы то ни было, я сейчас живу в своей собственной квартире, и мне очень нравится читать во время еды. Хотя — признаюсь — я все еще чувствую вину.
В дверь стучат. Соседка. Глаза у нее покрасневшие. Они всегда такие.
— Мне надо вопрос задать.
— Пожалуйста.
— Марокканцы, они не говорят, они кричат. Я слышала, есть автомат, делать тишину.
— Пулемет?
— Нет. Шум — автомат делает тихо. Соседи кричат — автомат помогает.
По-моему, я понял, о чем она: я видел рекламу в газете. Маленькое устройство на батарейках, снижающее уровень шума в помещении. Я точно не знаю, как оно работает, но оно улавливает внешние шумы, определяет длину волны нежелательного звука и испускает антиволну тишины, чтобы заглушить его.
— Я хочу звонить, заказать автомат. Вы мне поможете?
— Сейчас?
— Нет, не сейчас. Сперва у меня появятся деньги, потом буду звонить. Вы мне поможете?
— Хорошо.
— Трудно жить с животными. Очень трудно. Вы же понимаете.
— Знаю.
— Никакой культуры. Не как вы.
— Спасибо.
— Друг познается в беде. Spasiba.
— Пожалуйста.
Два часа. Кладу «Робинзона Крузо» в рюкзак — буду читать на работе. Хоть бы сегодня там было спокойно. Запираю дверь и сажусь в машину.
Сегодня я доехал легко и быстро. А вот в блоке, вместо спокойствия, — сплошная активность и разговорчивость. Я всех выгоняю с поста сиделки и достаю «Робинзона Крузо» из рюкзака. Не успеваю даже открыть, как звонит телефон.
— Ты думаешь, если убьешь меня вечером, мои силы не возрастут?
— Кармель, я тут пытаюсь работать.
— Ты обращаешь больше внимания на своих пациентов, чем на свою девушку.
— Неправда. Я только что всех прогнал.
— Ты весь мир прогоняешь из своей жизни, потом бегом бежишь в свой бедлам, и зачем? Прогнать своих пациентов из своей жизни? А смысл?
— Я не виноват, что в реальности мало смысла.
В дверях появляется Ибрахим Ибрахим.
— Ты вечером приедешь?
— Я тебе попозже позвоню.
Кладу трубку.
— Ну, что?
— У меня есть на груди змея?
— Я ее не вижу.
— Ты ведь не говоришь это, чтобы я чувствовал себя лучше? Да?
— А зачем мне надо, чтобы ты чувствовал себя лучше?
— Можно задать тебе вопрос?
— Конечно.
— У тебя есть права?
— А почему ты спрашиваешь?
— Ты знаешь, что мать заставляла меня брать уроки вождения? Она годами на это откладывала деньги.
— Но ты не сдал экзамен.
— Да. Я ездил на уроки в Иерусалим на автобусе каждую неделю. Я выходил на центральном автовокзале, переходил на другую сторону большой площади, а потом шел к парковке отеля «Хилтон». Там в машине меня ждал инструктор.
— А зачем ты мне все это рассказываешь?
— Ты когда-нибудь был в «Хилтоне»?
— Внутри — никогда, но я знаю, где это.
— Обычно там были и другие ученики, они либо приезжали к «Хилтону» вместе со мной или уже ждали в машине, и мы по очереди ездили по городу. Они знали, что я из Наблуса, но им было все равно.
