Гилад Элбом - Параноики вопля Мертвого моря
Погоди-ка минутку. Я знаю, что ты делаешь! Ты кладешь ее себе под язык, правда?
* * *Звонит телефон: два коротких сигнала.
— Как дела с отчетом?
— Готов.
— Очень хорошо. Когда будете готовы, загляните в блок для буйных.
— Я готов.
— Хорошо. И пока не отмечайтесь. Мы заплатим за сверхурочные.
Я надеваю плащ и запираю дверь. Иду к блоку для буйных. Доктор Каган уже ждет меня у двойной двери. Она впускает меня и ведет к маленькой комнате в конце коридора. Там, возле железной койки, к которой привязан новый пациент, сидит медсестра. Она выглядит усталой. Я её видел несколько раз, но я не знаю, как её зовут. Она сидит на стуле и читает журнал. На обложке журнала Одед Каташ. Мы заходим. Она кладет журнал на пол, встает, затягивает ремни на запястьях и лодыжках пациента и снова садится.
— Все еще угрожает убить себя?
— Последние несколько часов она не говорила об этом.
— Подержим её сегодня связанной на всякий случай.
Я смотрю на новенькую. Худая, темнокожая, длинные, спутанные, немытые черные волосы. Лицо красивое. С прыщами, но красивое. Глаза открыты, но смотрит она в потолок. Грязная пижама. От нее воняет. Доктор Каган расстегивает ее пижаму.
— По-моему, она беременна. Спросите, как ее зовут.
— Как тебя зовут?
— Издихар.
— Спросите, знает ли она, где она находится.
— Издихар, ты знаешь, где ты?
— В Израиле.
— Она в Израиле.
— Нет, спросите, знает ли она, что это за место.
— Что это за место?
— Сумасшедший дом.
— Она говорит, это сумасшедший дом.
— А почему она здесь?
— Почему ты здесь?
— Это испытание от Аллаха. Он сказал мне: Ты — грешница, и за то, что ты сделала, чему нет прощения, ты будешь продана евреям.
— Она говорит, что ее испытывает Бог. Это какое-то наказание за ее грехи.
— Какие грехи?
— Что именно ты сделала, чтобы заслужить это?
— Ужасные вещи. Им нет прощения. Я была прекрасной до того, как это случилось, но они сделали мои волосы черными, глаза коричневыми, тело уродливым. У меня были волосы как солнце, глаза как океан, но они поместили в мое тело что-то, и оно сделало меня темной. Они отрезали мою голову и вместо нее дали это страшное лицо.
— У нее были светлые волосы и голубые глаза, но они изменили ее тело и дали ей новое лицо.
— Как они это сделали?
— Что это за вещество, которое, ты говоришь, они поместили в твое тело?
— Семя заблудших. Они заставили меня мыться в душе и поместили это в меня, но я превратила это в своем теле в спасителя. Белое, которое сделало меня черной.
— Не уверен. Ей пришлось принять душ, потом они накачали ее чем-то белым, но как-то ей удалось превратить это в какое-то спасение.
— Принимает наркотики.
— Ты принимаешь наркотики?
— Наркотики от дьявола.
— Нет, не принимает.
— Ну конечно, не принимает. Спросите ее, не беременна ли она.
— Ты беременна?
— Я была девственницей.
— Она была девственницей.
— И?
— А сейчас?
— Я все еще девственница, но мой сын спасет нас.
— Она все еще девственница, но ее сын спасет нас.
— О’кей, ясно, к чему все идет. Спасибо.
— Это все?
— Это все. Можете идти. Спасибо за помощь. Выпустишь его, Светлана?
Медсестра встает и ведет меня через вестибюль, открывает мне двойную дверь.
— Спокойной ночи.
— Спокойной ночи.
Дождь перестал. Холодно. Я иду к парковке. Мое дыхание выходит как белые облачка, которые повисают в воздухе. Я останавливаюсь. Возле моей машины кто-то стоит. Трое. Двое высоких, один низкий. Парковка пустая. Кто они? Темно. Один из них закуривает. Они стоят ко мне спиной. Тот, что с сигаретой, опирается на мою «Джасти». Я делаю несколько шагов вперед. Они поворачиваются.
— Здрасте, — говорит тот, что с сигаретой. Кожаная куртка, модная стрижка и баки.
— Здрасте, — говорю я.
— Где остановка автобуса?
— Сразу за воротами.
— Спасибо.
Низкий — это девушка. Второй парень — в очках. Они разворачиваются и идут к остановке. Я сажусь в машину и прогреваю двигатель. В одном из окон в блоке загорается свет. Это комната Ассады Бенедикт? Да, по-моему.
Включаю радио. Там играет песенка на иврите, мне она на самом деле нравится — «Осторожно, не провались», ее поет Инбал Перлмуттер. У нее была группа The Witches и трехногая собака. Она въехала на своей старой «Вольво» в бетонную стену на обочине дороги поздно ночью накануне еврейского Нового года несколько лет назад и умерла.
Свет в блоке гаснет. Песня закончилась. Я выключаю радио, отключаю подсос и выезжаю с парковки. Ворота открываются. Эти все еще стоят на остановке. Я останавливаюсь. Они подходят к машине.
— Посетители?
— Угу, — говорит девушка. — Наш друг приехал из Индии и свихнулся.
— Подвезти?
— Конечно.
Они садятся. Парень в кожаной куртке и девушка садятся на заднее сиденье. Второй парень, тот, что в очках, садится на пассажирское. Я думаю, что кожаная куртка и девушка встречаются.
— Спасибо, — говорит девушка.
— Не за что.
Я медленно еду вниз по холму. Парень в кожаной куртке опускает стекло. Дует ветер. Он выбрасывает сигарету и поднимает стекло.
— Так что у вас с другом?
— Поехал в Индию и потерял разум. Не хотел возвращаться. Его отцу пришлось поехать за ним и привезти его сюда на самолете.
— Из Индии?
— Из Бомбея. Знаете Бомбей?
— Я никогда не был в Индии.
— Никогда не были в Индии?
— Нет.
— Почему?
— Не знаю. Просто никогда не ездил туда.
— А что вы делали после армии?
— Учил валлийский язык. Слушал хэви-метал. Писал. Вы все ездили в Индию?
— Конечно.
— Вместе?
— Мы там на самом деле познакомились, — говорит девушка и обнимает парня в кожаной куртке на заднем сиденьи.
— Я там был два раза, — говорит парень в очках.
— Я, может, поеду туда на следующий год, — говорит кожаная куртка. — Я только что вернулся из Америки.
— Из Америки?
— Калифорния.
— А где в Калифорнии?
— Голливуд. Вы там были?
— Я никогда не был в Америке. Как оно там?
— Ад на земле.
— Почему?
— Дурацкое место.
— А что вы там делали?
— Да ничего. Так, тусовался.
— С кем?
— С дураками. Безмозглые тинэйджеры-алкоголики, татуированные по уши псевдо-рок-звезды, надоедливые сутенеры с пирсингом во всех местах. Кошмар.
— Ну ты знаешь, в чем у них проблема, — говорит парень в очках.
— Они не служат в армии, — говорит кожаная куртка.
— Точно, — отвечают очки.
— Так как же получается, что так много людей говорят, что Америка — хорошее место?
— Хорошее — относительное понятие, — говорит кожаная куртка. — В Лос-Анджелесе хорошо поесть — значит очень жирный двойной чили-чизбургер, хорошо провести время — за большие деньги заняться сексом с силиконовой незнакомкой, а хорошая видимость — это когда видишь смог.
— А разве к этому со временем не привыкаешь?
— Я не привык.
— А друзья у вас там были?
— Познакомился с одним американцем. Он студент в УЛМ, Университет Лойолы чего-то там. Ну я и решил туда съездить, пожить у него в кампусе, познакомиться с симпатичными студенточками-иезуитками.
— И?
— Какое разочарование.
— Студенточек не было?
— Были. Тонны.
— Несимпатичные?
— Самые сексуальные девочки, что я видел.
— И?
— Да они не иезуитки. А некоторые вообще даже не католички.
— Некоторые вообще не христианки, — говорит девушка, — так?
— Так, — говорит кожаная куртка.
— А в стрип-клубы вы там ходили? — спрашивают очки.
— Один раз, — говорит кожаная куртка.
— И?
— Дуры.
— Один ходил?
— С тем парнем из Лойолы. Вот придурок. Все говорил мне, что кое-кто из этих девчонок на самом деле умненькие.
— Ага, конечно, — говорят очки.
— Сказал, некоторые из них занимаются этим, только чтобы платить за колледж.
— Интересно, что они там учат, — говорит девушка.
— Точно, — говорит кожаная куртка. — Ну так вот. Мне там понравилась одна, блондиночка, одета как школьница, и я все бросал ей деньги, пока она танцевала на этой маленькой сцене, и тут она мне так серьезно говорит, чтобы я не бросал деньги на пол.
— Ага, точно, — говорят очки. — Деньги надо класть на ограждение, а то она поскользнется на этой долларовой бумажке на своих шпильках и расшибет себе голову.
— Вот-вот, — говорит кожаная куртка. — Я этого как раз понять не мог. Я-то думал, что весь смысл в том, чтобы заставлять девушку подбирать деньги с пола, как собака.
— Ага, — говорят очки, — а в чем тогда смысл, если надо быть таким тактичным? Да там все кишмя кишит туристами.