Семен Чухлебов - Я сын батрака. Книга 1
Что значит отцовское «напилим» я не знал и в подробности не вдавался. Я думал, что это также, как у нас в Сибири, тайга, а в ней полно всяких сухих деревьев. Когда мы упряжке подъехали к дубкам, то я их не узнал. В ряд стояли деревья высотой три-четыре метра и все сухие, а в междурядье рос высокий бурьян. На меня такая картина подействовала удручающе. Я чтобы узнать, что к чему спросил у отца: «Тато, а что случилось с дубками, ведь они уже большие, а учёные говорили, что если посадки 2–3 года выдержат, то тогда для них никакой мороз не страшен». Отец посмотрел на меня и говорит: «Ну что эти учёные понимают, им местные жители говорили, что надо сажать акацию, так нет, они всё делали по науке, вот и получили результат».
Вот такая грустная история о «дубках». В заключение о том, как учёные ориентировались на среднегодовую температуру. Получилось точно так, как по анекдоту. В больницу заходит высокое начальство и спрашивает у медицинского персонала, как дела в больнице? Те дружно отвечают, что нормально, средняя температура больных в больнице 36,6 градусов. Высокое начальство, довольное ответом, удалилось. А то, что в это время один больной корчился от пониженной температуры тела, а другой, наоборот, от слишком высокой температуры, это в счёт не бралось, это, как говорится, частности. Вот так вышло и с нашими дубками.
ПРИЗЫВНИКИ
В марте месяце было ещё одно очень важное событие для хутора. Из Ипатовского военкомата пришла повестка сразу на восемь призывников, в которой было указаны фамилии, кому надо было явиться в военкомат. Эта же повестка обязывала местное руководство доставить призывников к девяти часам такого то дня. Такой-то день наступает послезавтра, значит, нам надо выехать завтра и пораньше, чтобы успеть, ведь до села Ипатово не близкий путь. Вот наш бригадир и забегал по хутору, собирал призывников, рассказывал, когда ехать и на чём. Собрались ехать завтра с утра, но на чём ехать, на бричке, так вроде ещё снег лежит, правда он такой мокрый, что вот-вот растает. Пока судили, рядили, пошёл снег, и теперь на чём ехать сомнения отпали. Бригадир дал нам пару коней таких крепких здоровых, а один из них очень норовистый, в хуторе говорили, что они германской породы, так вот этого норовистого коня, звали «Немцем». Ну, раз германской то, что с них возьмёшь, германцы они и есть германцы, а Немец тем более, лишь бы нас отвезли в Ипатово. Сначала уселись все в санки и поехали, но не доехали до села Бурукшун, наши лошади выдохлись, тогда мы все пошли пешком за санями, а погонщиком остался только Николай Звада, по кличке «Чудак». Он был невысокого роста и щуплый, так что весил немного и пусть он погоняет. К ночи мы добрались до постоялого двора, что рядом с селом Кивсала. Там мы остановились отдохнуть, вся братва сразу пошла в хату, а я и Николай Звада остались около лошадей. Мы выпрягли лошадей, поставили под навес, дали им сено, а затем пошли в хату. В ней на полу вповалку лежали наши коллеги по несчастью, мы с Николаем тоже легли, думаю, отдохнём немного и дальше поедем. Как-то так получилось, что я ни с того, ни сего стал в нашей группе старшим. И все это признали, хотя в ней были, и наш хуторской комсомольский вожак Николай Сало, и Григорий Мирошниченко, наш главный рассказчик на саманных посиделках, но именно я стал руководить всем. Байки Гриша Мирошниченко рассказывал страшные, и при том, что одна байка была страшнее другой. А здесь в хате на стане, мы с Николаем тоже пристроились в углу на соломе, и пока я отдыхаю, и делать мне как бы нечего, то я воспользуюсь этим временем и расскажу вам о наших байках и о действиях зловредных сил.
ХУТОРСКИЕ БАЙКИ
Сбор хуторской ребятни был организован на куче самана, который находился за хутором. Вот там и рассказывались всякие байки. Особой изощрённостью рассказа о страшилках в нашем коллективе отличался Григорий Мирошниченко, по прозвищу «Кабан» сын продавца лавки, а раз сын продавца лавки, значит хуторская интеллигенция. Он рассказывал такие жуткие истории, что когда их наслушаешься, потом в темноте страшно было идти домой. Когда по хутору мы шли толпой, то не так страшно было, а вот когда ребята расходились по домам, и от клуба мы с Иваном Поповкой, шли одни, вот тогда нас брала жуть. Темнота ничего не видно, того и смотри, чтобы тебя не схватила или ведьма, или черти и куда-нибудь не затащили. Вот Гришка же рассказывал, что человек ночью шёл по улице села Дивное, уже подходил к своему дому, и тут его как схватит нечистая сила и утащила в своё логово. Вот так и нас и Иваном могут схватить и унести куда-то. Да ещё эти собаки и кошки, и так страшно, а тут ещё они, в самый неподходящий момент то тявкнет, то мяукнет, ужас как страшно. Я мысленно возмущаюсь их поведением и говорю им: «Ну что вам не спится, не натявкались и не намяукались за день что-ли?» Но мне-то ещё ладно, а вот Ивану Поповке надо было идти мимо Дериной ямы, а в ней водятся черти, об этом нам бабки сказали. Днём-то их не видно, а вот ночью они выходят на промысел. А самое страшное для него было то, что надо было проходить возле двора бабы Сурмилихи, а она ведьма и это точно, об этом знали все хуторские мальчишки, потому что мы сами её проверяли на предмет причастности к ведьминскому делу, так что это точно. А получилось вот как. В теплые весенние дни, когда в поле работы ещё было мало, молодые парни собирались у Стаценковой ямы, усаживались на бережку на зелёную травку и травили всякие байки и страшные, и не очень.
Мы, мальчишки 7-12 лет, раскрыв рты, слушали, старались не пропустить ни одного слова. И вот когда дело дошло до чертей и ведьм, то Михаил Зверев в подтверждение своих слов о ведьмах сказал: «А что, вы не верите, так у нас в хуторе тоже живет ведьма». Тут сразу посыпались вопросы: «А кто, Миша, скажи?» Михаил не стал томить ожиданием и показал на двор Сурмиловых и сказал: «Да вот, бабка Сурмилиха, истинная ведьма». Мы все с недоверием смотрим то на Зверева, то на двор Сурмиловых. Михаил понял наш немой вопрос и говорит: «А вы сами проверьте и убедитесь что я прав». Встал вопрос, как проверить, и Михаил объяснил, что надо взять палки, подойти к воротам Сурмилихи и бить по ним палками. Если бабка выйдет и начнёт ругаться, то значит она ведьма. Мы быстро начали по дворам искать палки, затем, вооружившись ими, пошли, и начали колотить палками по воротам. Из хаты выбежала бабка Сурмилиха, и начала накричать на нас, обозвала сукиными детьми, и мы довольные проверкой побежали к Стаценковой яме. Проверка показала, что Михаил прав, если она, на стук палок по воротам, вышла и нас отругала, то это стало доказательством её причастности к ведьмовскому шабашу.
Позже, когда мы выросли, то поняли, что бабушка Сурмилова ни какая, не ведьма, просто между Сурмилихой и Михаилом был какой-то конфликт, и Михаил, чтобы отомстить бабушке Сурмиловой натравил нас, несмышлёнышей, на неё. Да и в Дериной яме, никаких чертей не было, это нас бабки пугали ими, только зачем? Но, мы это узнали, когда уже выросли, а в то время, верили, и очень боялись ходить у её двора. А вот Ивану хочешь, не хочешь, приходилось идти, вот парень страху натерпелся. Но это было давно, а сейчас я на постоялом дворе лежу и отдыхаю.
Отдыхать пришлось недолго, ведь нам надо было к девяти утра быть в военкомате, а туда добираться ещё часов пять. Когда я ложился отдыхать, то предупредил хозяйку хаты, чтобы она разбудила меня в четыре часа утра. Проснулся я от того что меня кто-то толкал в плечо, при свете лампы я увидел лицо хозяйки, он сказала что уже четыре часа и она нам на завтрак, приготовила чай с сухариками. Я дал команду всем подниматься и пригласил к столу попить чай с сухариками. Народ поднимался нехотя, но как услышали о еде, зашевелились быстрее. Лошади никак запрягаться не хотели, они думали, что отдыхать будут до утра, а потом поедем домой, а оно вон что получилось, мало того что насильно их запрягли так ещё и ехать надо дальше от дома. Это им не нравилось и они то и дело останавливались, затем под нашим напором двигались шагов на десять вперёд и опять останавливались. А тут ко всему ещё испортилась погода, подул встречный ветер и пошёл обильный мокрый снег. Николай Звада, так же сидел на поперечной доске в санках, что-то в виде облучка, и погонял упрямых лошадей, в один момент, кони так достали его, что он стегнул рыжего жеребца кнутом, тому, видать, это не понравилось, и он в ответ лягнул Николая.
Удар пришёлся погонщику в подбородок, Николай кубарем слетел с санок и растянулся на снегу. Я шел с той стороны санок, куда свалился Николай, подскочил к нему, а он никакой, зову его, а он молчит. Все в растерянности смотрят друг на друга, никто не знает что делать. Ну, думаю, раз я признан как бы лидером этой группы, значит мне и решать. Я говорю парням: «Давайте его положим на санки». Вчетвером, осторожно взяли за руки и за ноги и положили его на санки. Затем я расстегнул ему ворот фуфайки, думаю, может это поможет ему и он очнётся. И действительно, вскоре Николай очнулся и хотел подняться, но я ему сказал, чтобы он лежал в санках, а сам взял лошадей под уздцы и пошёл впереди их. Но рыжий жеребец не хотел идти и не давал это делать такой же рыжей кобыле. Тогда я решил поговорить с жеребцом, подошёл к его морде, сказал ему несколько «Ласковых» слов, а затем, дал ему кулаком по сопатке, взял в руки вожжи, огрел кнутом рыжего по ребрам, дал понять кто здесь хозяин, рыжий, пошёл как миленький. Он сначала шёл быстрым шагом, но затем самостоятельно перешёл на рысь. Я на ходу заскочил в санки и дал команду парням садиться, а что, снега много санки идут легко, хватит нам ноги бить. Парни весело заскочили в санки, а Григорий Мирошниченко, тот самый страшильщик, сказал: «Сеня, тебе сразу надо было взяться за вожжи, так мы бы давно были бы в Ипатово и не пешком». Как бы там ни было, в военкомат мы прибыли вовремя.
