Юрий Трусов - Каменное море
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Юрий Трусов - Каменное море краткое содержание
Каменное море читать онлайн бесплатно
Юрий Сергеевич Трусов
Каменное море
Часть первая
I. Странник
Солнце медленно выкатывалось из-за лесистого пригорка. Лучи тронули мокрые от росы верхушки тополей, скользнули по соломенным крышам убогой деревеньки Трикраты и расплылись багряными бликами на полукруглых окнах барской усадьбы.
Это двухэтажное здание с белыми колоннами и ступенчатой верандой как бы оседлало плоскую верхушку холма, у подножия которого простиралась обширная луговина, полная толпившихся людей. Очевидно, люди, а это были в большинстве своем крестьяне окрестных деревень, стеклись сюда еще до рассвета. А когда взошло солнце, луговина плескалась голосами, как огромный базар. И хотя собравшиеся были одеты по-различному: дядьки и парубки в чисто выстиранных холщовых свитках и портках, а бабы и девчата в цветастых юбках и ярко расшитых сорочках, в рокоте толпы не слышалось того веселого задора, что звучит обычно на народных торжищах и гуляниях. И даже заливистый смех девчат-хохотушек перекрывали тревожные голоса.
Тревога и настороженность были на лицах большинства собравшихся. Не без любопытства посматривали они то на закрытые двери веранды барского дома, то на центр луговины. А там выстроилась окруженная ватагой ребятишек длинная шеренга спешившихся конников, каждый из которых держал под уздцы оседланную гривастую лошадь.
Конники были одеты в одинаковую форму казачьих ополченцев. И хотя многие из них отличались друг от друга и возрастом, и внешностью, все они казались очень похожими один на другого.
Это сходство придавала им не только одинаковая одежда – полукафтания и епанчи из грубого сероватого цвета сукна и такого же цвета шаровары, заправленные в добротные козловые сапоги, да высокие шапки с пышным султаном из черного конского волоса. Самое разительное сходство ополченцев друг с другом было в выражении их лиц, сосредоточенных на какой-то очень важной и, очевидно, общей для всех мысли.
– Ох, и зажурились, сердечные! Чуют, видно, что погибель от поганых басурман принять придется, – вздыхала дородная чернобровая красавица.
Ее слова подхватила худая востроносая женщина, одетая, словно монашенка, в черное платье.
– Истинно говоришь, милая… Истинно. Чуют они, сердечные, погибель свою от француза… С нами крестная сила…
– Цыц, бабы! Перестаньте каркать! Что вы им погибель нарекаете? Да вы на них только поглядите… Они казаки добрые! От них ворогу тикать придется, – прикрикнул на женщин костлявый высокий старик. – От таких казаков басурманам голов не сносить.
– А ты, старый, на жинок не кричи, ровно свекор какой… Не пугай баб… Они, может, и правду говорят, – заступился за женщин стоящий неподалеку в выцветшем длинном кафтанчике молодой парень. За спиной у него на веревочках была прилажена котомка, а в руке – сучковатая палка. Он с негодованием уставился вострыми глазами на старика. – Иль неведомо тебе, старый, что сила у супостата огромная… Не только Бонапартий французов своих на нас навел, но и немцев разных…
– А ты отколь знаешь это? – с подозрением посмотрел на парня старик.
– Откуда?… Ведомо откуда!.. Я, старик, с Волыни. Из села Уманцы Владимирского повиту. Да нет ныне моего села… Изничтожили его проклятые!.. Вот и иду я странником… куда глаза глядят и негде мне головушки приклонить, – сказал странник дрогнувшим голосом. Из его глаз брызнули слезы и покатились по загоревшему пыльному лицу на рыжеватую тощую бороденку.
II. Ополченцы
Странника сразу окружили любопытные. Посыпались вопросы:
– Расскажи, а что он, Бонапартий, и впрямь зверюга?…
– Значит, лютует француз?…
– И село спалил, и людей изничтожил?…
Странник не растерялся. Он деловито утер рукавом слезы и яростно заголосил:
– Село наше супостаты в дым пустили… А кто в этом виновен?!. И Бонапартий проклятый, и барин наш лютый Дзинковецкий. Ой, лютый пан! Злее ката нас, крипаков, мучал – травил собаками, голодом морил. Сил не стало наших… Вот мы и подпустили под панские хоромы червоного пивня… Бежал пан, да к самому Бонапартию, и поутру явился в село наше с немецкими драгунами. Окружили драгуны село, запалили хаты наши с четырех сторон и всех, кто из горящих хат выбегал, стали саблями рубить, стрелять да конями топтать. Всех подряд!.. И малого, и старого, и жинок с детьми грудными – без разбору!.. Только нескольким судьба выпала из кольца того погибельного вырваться и бежать…
Мужики молча слушали странника и многозначительно переглядывались. Бабы охали, вздыхали, шептали молитвы, а стоящий неподалеку усатый гигант-ополченец, видимо, не из простых казаков, из унтеров, приблизился к страннику.
– А как насчет слуха, что, мол, царь, коли француза побьем, крестьянам волю да землю накажет?… Не ведаешь, добрый человек? – спросил он пришельца.
Не, слыхал я и про это, – ответил странник. – По всем землям, где проходил я, средь христианства слух такой тайный имеется. Даже царское повеление вышло, да таят его паны от народа.
Последние слова странника, словно камень, упавший в стоячий пруд, всколыхнул мужиков.
– Панам такая воля царская, известно, – поперек горла!
– Еще б не поперек!.. И землицы лишатся, и нас – рабов божьих.
– Они-то и супостатов бить препятствуют. Мы бы на Бонапартия всем миром пошли…
– Насилу барин наш молодой дозволение ополчить нас испросил. Да и то лишь сотню разрешили.
– Барин наш – молодец! Редкий… Он с мужиками ласковый… Сам вызвался нас вести.
– Виктор Петрович и в самом деле ничего… Да вот его матушка, генеральша Сдаржинчиха. Она – становой хребет всему… И нас, и сына в кулаке держит.
– Да, Сдаржинчиха, что волчица… У нее землицу да волюшку из зубов ни за что не вырвешь.
– Когда Бонапартия побьем, ей от царского указа деться некуда будет… Сынок ее ведь сам ополчение ведет.
– Чего-то его все нет… Видать, не пускает старая…
– И не пустит!
– Долго ждем что-то…
Взоры всех невольно обратились в сторону барского дома. И вдруг послышались голоса: «Идут… Идут!..»
Черноусый гигант-ополченец сразу отпрянул от мужиков и бросился к своим воинам. Он выкрикнул команду. Ополченцы сели на коней. Вдруг застекленная дверь веранды, сверкнув пучком зайчиков, дрогнула и распахнулась. На крыльцо вышла пожилая женщина в черном платье, очень похожая на большую ворону. Она что-то говорила бережно поддерживавшему ее под руку высокому, не по годам дородному лет двадцати пяти офицеру, очевидно, сыну. Он был одет в такой же, как его ополченцы, серый, лишь не грубого, а тонкого английского сукна полукафтан с епанчей и в казацкие с лампасами шаровары, заправленные в щегольские лакированные сапоги с раструбами. Но одежда, только что пошитая и отлично пригнанная, то ли вследствие дородности ее владельца, а скорее от отсутствия у него военной выправки, сидела на нем несколько мешковато. «Новоиспеченность» всего облика молодого воина подчеркивало и выражение его полнощекого румяного лица: нервно вздрагивающие уголки по-мальчишески пухлых губ, выпуклые с нежно-голубоватым отливом глаза, влажные от слез. Пожилая женщина в черном холодновато и, казалось, совсем неодобрительно поглядывала на офицера.
А тот, сорвав шапку с пышным султаном, вдруг опустился перед матерью на колено, склонил русоволосую кудрявую голову.
– Благословения материнского на битву испрашивает, – пронеслось в толпе.
– Богобоязненный сынок. Матушку почитает.
Женщина в черном трижды перекрестила и поцеловала в лоб сына. Сын почтительно поцеловал материнскую руку, надел шапку и, придерживая саблю, сбежал со ступенек крыльца. Он неуклюже вскочил на подведенного к нему конюхом породистого жеребца и, бросив прощальный взгляд на крыльцо усадьбы, поехал узкой тропинкой к луговине, откуда доносился рокот голосов. Когда он подъехал ближе, толпа раздалась, освобождая дорогу. Мужики обнажили головы – кланялись. Черноусый ополченец, тот, что беседовал с мужиками, подъехал на коне к молодому Сдаржинскому и зычно, как положено, отрапортовал.
Офицер поздоровался с ополченцами. Дружное трехкратное «ура!» прокатилось по луговине. Тогда Сдаржинский негромким, срывающимся голосом произнес:
– Мы не вложим меч в ножны, пока не изгоним неприятелей наших из пределов отечества! С богом, братцы, в поход!.. Марш!..
И сотня походной колонной двинулась по дороге. А следом за конниками в клубах серой пыли, скрипя колесами, потянулись телеги и фуры с провиантом и фуражом.
Колонна медленно подошла к развилке дороги. Вдруг в облаке пыли выплыл силуэт встречного всадника. Он поравнялся с колонной и, спросив о чем-то ополченцев, подъехал к офицеру.
– Ваше благородие… Вам из Одессы от его высокоблагородия письмо. – И гонец протянул офицеру запечатанный сургучом пакет.
Сдаржинский вскрыл пакет и пробежал глазами послание. Его румяные щеки побледнели. Кусая губы, он пробормотал: