Первый встречный - Евгений Петрович Василёнок
— Ясно,— заключил Василь.— Я теряю одного из лучших друзей, а железная дорога — далеко не последнего кочегара. Он меняет профессию — переквалифицируется в искателя сокровищ. Тех самых сокровищ, которые с ямочками на щечках.
Поглощенный своими мыслями, Микола оставил без надлежащего ответа тираду Василя.
Помолчал немного.
Потом задумчиво заговорил опять:
— Вот же ведь бывает так… Встретишь случайно человека, совсем случайно… а западет он тебе в сердце почему-то накрепко… может, даже навсегда. Вроде и никто он тебе, просто так, первый встречный, а почему-то забыть его не можешь. Так и понесешь его в своей памяти.
Андрей начал еще более внимательно прислушиваться к словам Миколы. И словно даже напрягся весь.
— Встретишь, значит, а его уже и нет…— продолжал Микола.— Исчез он, пропал, улетучился. И никто не знает, никто не скажет тебе, встретишь ли его еще когда-нибудь…
— Чаще всего — нет…— вмешался вдруг в разговор Андрей. Похоже на то, что слова Миколы получили отзвук в душе машиниста.— Не встретишь…
Через минуту он опять сказал, словно убеждая в чем-то себя:
— Нет, уже не встретишь.
Василь понял, что разговор идет совсем не о том парне, которого они привезли в Минск. Он грубо бросил:
— Жулик он, вот он кто.
Андрей встрепенулся.
— А по-моему, он славный.
— Славные в тюрьмах не сидят. Туда известно кого сажают.
— В жизни чего не случается. Бывает, что и хороший человек споткнется. А бывает, что не разберутся да и запекут за решетку. Что, разве мало про такие случаи в газетах пишут?
— В милицию его надо было сдать, там бы проверили, как и что. А то какие же мы дружинники.
В разговор снова включился Микола. Резко сказал:
— А если дружинники, так что — хватай и не пускай, да?
— Хватай, а как же. Потому что мы помощники милиции,— не без самоуверенности произнес Василь.— Мы должны предупреждать преступления.
— Оно, конечно, легче всего каждого подозрительного — за решетку. Так оно поспокойнее… для определенных людей.
— А, не будем ссориться из-за каждого встречного,— махнул рукой Василь.
Когда паровоз оказался уже в депо, Андрей вдруг зло сказал Василю:
— Вот что, Василь, ты лучше уходи из дружины. Работа эта совсем не для тебя.
И Андрей первым оставил паровоз и пошел к нарядной.
Василь, судя по всему, совсем не ожидал такого поворота. Спускаясь уже с паровоза, он приостановился и пожал плечами:
— Какая муха его укусила…
— Так ты же вздор несешь,— сказал Микола.
— Нет, тут что-то не то, ты мне не говори,— убежденно заявил Василь.— Не поверю я, что Бережков из-за этого щенка вскипел. Ты заметь, он вообще после того, как съездил нынче в отпуск, какой-то другой стал. Будто его подменили. Все думает о чем-то. А может, о ком-то.
5
Лето выдалось на редкость жаркое, и минчане не засиживались в городе. Многие уезжали на искусственное озеро, которое появилось перед самой войной за Сторожовкой и теперь стало уже обжитым и привычным местом отдыха. Кое-кто выбирался на Нарочь, в это благословенное, овеянное легендами царство красоты, где уже начали появляться дома отдыха и пансионаты, а еще больше было просто крестьянских и рыбацких хат, которые местными жителями охотно сдавались жаждущим дачных удовольствий горожанам. Но большинство отдавало предпочтение Ждановичам, за которыми недавно разлилось живописное искусственное море.
Особенно людно здесь бывает по воскресеньям. Берега моря, получившего название Минского, в этот день с самого утра до позднего вечера сплошь усеяны отдыхающими. А в это воскресенье будто весь Минск съехался сюда. Так, во всяком случае, представляется Генке.
Кажется, он только тем и занят, что безо всякой цели слоняется среди людей. Медленной походкой вразвалочку, потягивая папиросу и лениво сплевывая по сторонам, ходит он по берегу, безразличный ко всем и ко всему.
Но вот взгляд его остановился на ком-то. Это у самой воды, растянувшись, лежит грузный, с животом-горой, мужчина. Лицо его прикрыто газетой. Генка, все так же не торопясь, подошел и присел неподалеку. Время от времени бросает взгляды на мужчину,— словно так, от нечего делать. Через несколько минут мужчина отбросил газету и повернулся на другой бок, спиной к солнцу и лицом к Генке.
Нет, это не тот человек, который ему нужен и ради которого он притащился сюда.
Невдалеке от берега, в тени берез, устроился Андрей Бережков с семьей: женой Верой и сынишкой Витей. С ними был и Микола. Они приехали уже давно, успели выкупаться и позагорать и теперь, проголодавшись, решили закусить. На траве перед ними была разостлана скатерть, на ней стояли бутылки — с пивом и фруктовой водой — и еда: бутерброды, вареные яйца, треугольник крестьянского сыра, открытая банка консервов.
Генка не стал подходить к Бережковым, он обошел их компанию сторонкой. Облюбовав местечко, разделся и полез в воду. Плавал он неплохо и через минуту был уже далеко от берега. Вначале поплыл в одну сторону, потом в другую, затем снова назад. И все присматривался к людям вокруг.
Порядком озябнув, он наконец выбрался из воды, побегал по берегу, пока не согрелся, и лег на песок, заложив руки за голову.
Так лежал он довольно долго. Солнце припекало все сильнее, и Генку стало клонить ко сну. Он, вероятно, и уснул бы, но вдруг встрепенулся, почувствовав на себе чей-то взгляд. Подхватившись, Генка увидел вблизи мальчика. Тот стоял босой, в одних трусиках и смотрел на Генку.
Успокоившись, Генка подмигнул ему и сказал:
— Ну, человече, докладывай. Ты кто?
— Витя,— охотно ответил мальчик.
— Витя? — переспросил Генка.— Не может быть. Ты совсем не похож на Витю, я Витей знаю. Скорее всего ты Джек. Тот самый Джек, который построил дом. Тот самый дом, в котором живет…
— Нет, я Витя, не выдумывай,— прервал Генку мальчик. И в свою очередь спросил: — А ты кто?
— А я Маныш-курбыш-оглы-моглы. Вот я кто. Понятно? Не брешу.
Витя подумал и сказал:
— Вот ты как раз и не похож.
Генка пошел к воде и быстро сполоснул с себя песок. Теперь мальчик смотрел на Генку, даже рот раскрыв. От распиравшего его любопытства он, казалось, и дышать перестал.
Основания для такого любопытства были, и еще какие! Потому что все Генкино тело было сплошь в татуировке. Всюду, куда ни глянешь,— рисунки и надписи.
С этих никогда не
