Гумус - Гаспар Кёниг
К его удивлению, Анна взяла его за руку.
– Все будет в порядке, – мягко произнесла она, прежде чем присоединиться к Матильде.
Вряд ли можно было придумать более неутешительные слова. Кевин вернулся в свой кабинет и замер перед экраном погасшего компьютера. Нет, ничего не в порядке. Он не в порядке. Анна не в порядке. Весь мир не в порядке.
Они не занимались переработкой отходов. Они сами превратились в отходы. В не подлежащие переработке отходы.
Впервые в жизни Кевин принял решение. Он не раздумывал и не взвешивал «за» и «против». Он действовал инстинктивно. Им двигало не чувство справедливости, не чувство героизма, а лишь острая неприязнь к самому себе. Он снова хотел стать тем наивным, светловолосым и желанным звездным мальчиком, каким был раньше. Хотя бы на короткий миг. Хотя бы во сне.
Он готов покончить со всем этим.
Кевин наметил подробный план, который и выполнил – четко и быстро, без малейших сожалений и позаботившись о том, чтобы каждое его действие стало необратимым. Сначала он позвонил Софии. Обладая полномочиями подписывать все контракты наравне с Филиппин, он мог заверить документ, освобождающий Софию от обязательств по соблюдению конфиденциальности. София недолго колебалась.
Он попросил ее рассказать обо всем. К счастью, она сохранила копии регистрационных записей грузовиков – тех, что доставляли отходы на переработку в Мант-ла-Жоли, и тех, что следовали на мусоросжигательный завод в Тивервале. Кевин подсчитал масштабы махинаций с точностью до тонны, составил отчет и собственноручно подписал его. Он прикрепил его к трем электронным письмам, которые запланировал к отправке на следующее утро: одно – для Филиппин с заявлением об увольнении по собственному желанию, другое (с извинениями) – для сотрудников Veritas, а третье, в котором просто излагались факты, – для клиентов, инвесторов и журналистов. Он не собирался оправдываться перед людьми, которые были еще более мерзкими, чем он сам.
Кевин ушел, даже не взглянув в сторону Филиппин. Дома он отправил владельцу квартиры уведомление о расторжении договора аренды и сложил в рюкзак одеяло и кое-какую одежду. С тех пор как Анна переехала сюда, квартира постепенно заполнялась вещами. Появились простыни, диваны, посуда, светильники и прочие бесполезные штуки. Кевин с радостью оставит их здесь. Он представил себе, как их десятилетиями таскают за собой, переезжая с места на место, а потом относят на чердак, на блошиный рынок или на помойку. Сколько веков потребуется этим предметам, чтобы полностью истлеть и снова стать частью природы?
В последний момент, уже собираясь закрыть входную дверь и бросить ключи в почтовый ящик, Кевин вспомнил, что не написал Анне прощальное письмо. Так принято. Он сделал и это – с тяжелым сердцем. Анна посвятила свою молодость – сначала с Артуром в Сен-Фирмине, потом с Кевином в квартире у парка Монсо – тому, чтобы взрастить зерна гармоничной жизни. Она была создана для счастья. Разве она виновата, что ей попадались не те люди?
Кевин никогда не любил излагать свои мысли и чувства на бумаге. Он не смог написать Анне ничего из того, что хотел бы ей сказать. Лишь несколько до крайности банальных строк, которые завершались словами «Все наладится».
Затем он снял со счета все доступные деньги (купюрами по двадцать евро), отключил мобильный и зашагал к вокзалу Аустерлиц.
* * *
Сначала Кевин собирался заехать к родителям. К счастью, поезд до Лиможа полз так медленно, что у путешественников было достаточно времени для раздумий. Двигаясь со скоростью допотопного паровоза, он едва тянул за собой убогие вагоны с широкими продавленными сиденьями. Большинство пассажиров, похоже, возвращались домой – в другое столетие.
Во время остановки на вокзале Иссудена, Кевин отказался от мысли навестить своих. Он с уважением относился к ним, но не знал, что сказать им при встрече. Это чувство было взаимным. Они с нежностью вырастили своего прекрасного птенца, но не видели смысла в лицемерном продолжении всей этой материнско-отцовско-сыновней любви. Семья представлялась им эфемерным понятием. Несомненно, родители понимали, что с их сыном творится что-то неладное. До них доходили слухи о новом заводе Veritas в нескольких десятках километров от их дома – тот уже вызывал столько споров. Оба недоумевали, почему Кевин тратит так много сил на то, чтобы усложнять жизнь другим. Он покинул мир простых людей и присоединился к миру больших начальников. В последний раз, обедая вместе, они готовы были обратиться к нему на «вы».
Доехав до станции Ла-Сутеррен, Кевин определился с выбором. Он отправится на юг, через горы и леса, следуя пешеходному маршруту № 654. Он пройдет по древним римским дорогам в окружении дубов и грабов, через поляны с руинами хлебных печей и часовнями, увитыми плющом. Он увидит, как саламандры стремительно проносятся мимо, словно желтые молнии, и, возможно, встретит бобров, возвращающихся к реке. На равнинах он остановится перед пестрыми стадами коров, которые уставятся на него, задумчиво жуя траву. В деревнях будет пробираться между каменными домами с закрытыми ставнями. Он отправится туда, куда поведут его ноги, как делал это еще подростком.
Отшагав шестьдесят километров до Лиможа, Кевин почувствовал, что рюкзак стал тяжелым и давит на плечи. Свернув с мощеной улицы под ближайшую арку, он вытащил все, что посчитал лишним: костюм, пару мокасин, белые рубашки, книги и разную мелочь. Сложив все на видном месте, Кевин продолжил путь: люди сами разберутся, что им нужно. Он надел не слишком подходящие кроссовки, но плевать. Никто здесь не собирался бить рекорды.
Кевин шел десять дней под чудесным ясным небом. Он шел, чтобы спастись; он даже торопился – словно каждый шаг увеличивал расстояние между ним и его воображаемыми преследователями. Он покупал еду в сельских магазинах, где рядом с кассой всегда лежала местная неучтенная продукция: хлеб, сыр, овощи и фрукты. Он останавливался в гостевых домиках, пару раз ночевал под открытым небом или наведывался на ближайшую ферму. Стоило только попросить, и двери открывались. Не все, конечно, но обычно его молодости и красоты хватало, чтобы завоевать расположение хозяев. Фермеры кормили его едой, которую по старой памяти припасали для странствующих нищих. Он помогал по хозяйству и поддерживал беседу. Слушал грустные истории, которые, впрочем, не надрывали душу. Деревенская работа была тяжелой – как и всегда. Вместе с хозяевами Кевин пил за их здоровье. Затем бросал свое одеяло на диван или на солому. Жизнь казалась ему восхитительно простой.
Пересекая реку Тардуар в окрестностях местечка Шалю, Кевин внезапно осознал, что больше не является миллионером.
