Беглец пересекает свой след - Аксель Сандемусе
Наша дружба была трогательной в детстве, и, возможно, такой она была и позже. Никогда два подростка не общались друг с другом с большей осторожностью. На моей стороне, однако, за моей привязанностью таилось желание убийства, которое нередко сильно меня расстраивало. Оно появилось в результате ряда неясных дневных мечтаний о том, что когда два человека любят друг друга так, как мы с Эйвиндом, только смерть должна скрепить наши отношения, чтобы между нами не было ничего, что могло бы их разрушить. Позже, во время моих самых ранних любовных отношений, эти же фантазии вновь появлялись в моем сознании. Все отношения, которые я когда-либо переживал, начинались и заканчивались желанием убийства. Я не знаю с уверенностью, когда этот комплекс растворился в моем сознании; возможно, я храню его до сих пор, хотя я стал слишком опытным, чтобы тратить время на то, чтобы зацикливаться на нем.
Моя дружба с мужчинами нашла свое кровавое выражение в убийстве Джона. Но я не знал этого и поэтому продолжал рисковать. Именно по этой причине я предпочитаю более подробно остановиться на моих отношениях с Эйвиндом, а не на том, что лежало перед Мизери-Харбор.
Человек не знает, как много он говорит о себе и как много выдает одним словом. Многое из того, что человек рассказывает о себе, на самом деле ему неизвестно. Я искренне верю, что говорю больше, чем знаю. Ибо моя временная религия требует, чтобы было рассказано все, что, насколько мне известно, каким-либо образом касается Мизери Харбор.
Мы выставляем напоказ наши мужские идеалы, не подозревая, что человек, достигший своего идеала, вынужден убивать своих собственных друзей. Эти мужские идеалы мы воздвигаем для того, чтобы компенсировать то, чем мы не являемся.
Эйвинд ненавидел своего отца. Причины, которые он приводил для этого, всегда были более или менее туманны. О своей матери он говорил с глубочайшим почтением. Он так основательно провалил свою жизнь, как это возможно только в случае с сыном матери.
Он был высоким, мускулистым и очень красивым, но в гневе заикался, а в состоянии опьянения вскоре полностью терял дар речи из-за того, что кровь покидала нижнюю часть его лица, которое становилось холодным и белым. Меня огорчало, что у Эйвинда был такой дефект; я все время боялся, как бы кто-нибудь не обнаружил его.
Он обладал тем, что люди называют мужеством. Он любил нападать на тех, кто был больше и сильнее его. Однажды после боксерского матча, проходившего в одном клубе, мы с Эйвиндом стояли у наружной двери, когда победитель выходил. Совершенно неожиданно Эйвинд ударил его, и тот сразу же упал. Инцидент был совершенно бессмысленным, поскольку оба мужчины были совершенно незнакомы. Эйвинд подождал, пока спортсмен поднимется на ноги, и спросил его, не желает ли он еще чего-нибудь. Может быть, он вообразил, что он что-то собой представляет?
Сражение длилось не более нескольких секунд, и на этот раз Эйвинд лежал в дверях, разинув рот, полный крови и расшатанных зубов. После этого он со смехом рассказывал о случившемся и заявил, что это была двойная победа: «Сначала я победил, потом он».
В течение десяти лет Эйвинд колесил по миру, посещая самые экзотические места, которые только мог найти. В конце концов он отправился на родину, и по дороге его путь пересекся с моим в Лондоне. Некоторое время он жил у нас, ведя довольно спокойное существование, хотя в одиночку он много пил. Он снова отправился в путь и отсутствовал три года. По возвращении он застал меня дома одного, так как Гьятрид с детьми уехала в деревню. Вскоре я присоединился к ней, оставив Эйвинда за старшего. Он опустился еще ниже, пил больше, чем когда-либо, и утратил последние иллюзии.
Когда мы вернулись домой, то обнаружили, что он уехал, но не раньше, чем продал изрядную долю наших мирских благ и оставил после себя семьдесят пять пустых бутылок в качестве компенсации. Бедняга! Мне удалось узнать его адрес и послать ему добродушное шуточное письмо, которое он бы несказанно был рад получить. Вскоре после этого он исчез.
Я больше не знаю, где Эйвинд. Но часто, очень часто я думаю о нем, и наверняка никогда не наступит день, когда Эйвинд Харре, вновь показав свое лицо, займет почетное место за моим столом. Всякий раз, когда я думаю о нем, мне становится втайне стыдно за себя. Я знаю, какая тонкая грань разделяет нас; видите ли, мы были почти единым целым, и я понимаю это, когда думаю о своих отношениях с Эйвиндом. Мальчишкой я всегда верил, что он чего-то добьется в этом мире, тогда как у меня самого было мало надежды. Он потерпел неудачу, и с тем же успехом это мог быть я сам.
Да, видите ли, я вознес его на пьедестал слишком головокружительной высоты. Всего полгода назад я присутствовал на банкете, который перерос в драку — и все потому, что я встретил там высокого и мускулистого парня, которого звали Эйвинд. Я не терял времени на то, чтобы ввязаться в перепалку, и в итоге дошло до драки с этим человеком, причем совершенно без повода.
Я уже говорил, что в четырнадцать лет нам было проще выпить, чем общаться с девушками. Так было и со мной. Эйвинд, собственно говоря, был авантюристом в обоих отношениях. Он был одним из тех мальчиков Янте, которые в значительной степени стесняются девушек.
Потом, когда нам исполнилось пятнадцать лет, я влюбился в девушку, которую звали Марта. Марта снилась мне по ночам, и я много раз лирически вздыхал вспоминая о Марте. Но дальше этого я не смог продвинуться.
Но Эйвинд, видите ли, не был лириком и совершенно не поддавался элегии. И когда он тоже начал бросать взгляды на Марту, мне ничего не оставалось делать, как раскрыть карты. Уже в столь раннем возрасте Эйвинд не переставал увлекаться девушками. Но все они, казалось, оставляли его с чувством разочарования. Когда я видел его в последний раз, он еще не испытал романтической любви.
Однажды вечером я увидел его вместе с Мартой. Могу сказать, что это нисколько не повредило нашей дружбе. Казалось бы, радость и боль так же тесно связаны между собой, как любовь и ненависть.
Несколько лет спустя я проезжал через одну деревню. Там я снова увидел Марту
