Сны деревни Динчжуан - Янь Лянькэ
Народ столпился вокруг дядиного золотого гроба, вокруг серебряного гроба Линлин. Любуются, языками цокают.
На шум из дома вышел мой дед, и лицо его светилось ярким румянцем, как будто за ночь он разом помолодел на несколько лет.
Деревенские говорят ему:
– Учитель Дин, вот ведь какое счастье Дин Ляну с Линлин привалило!
Дед подошел к гробу:
– Какое тут счастье? Просто достойные похороны.
А деревенские спрашивают:
– Это что же за гробы такие?
– Это супружеские гробы, о которых нам старики рассказывали, драгоценная пара, – пустился в объяснения дед. – Только нынче их стали на новый манер делать, городскими пейзажами украшать.
И вот настала пора укладывать покойников в гробы.
У ворот дядиного дома собралась толпа, будто на митинге. Вся деревня, кроме Цзя Гэньчжу и Дин Юэцзиня, пришла поглазеть на похороны. Даже мать Юэцзиня и жена Цзя Гэньчжу вместе с сыном пришли поглазеть на похороны. Яблоку негде было упасть, столько собралось народу. Целая толпа, как будто в Динчжуан приехал театр, половина улиц была запружена людьми, даже из соседних деревень пришли поглядеть на представление. Как будто в Динчжуан приехал театр – мальчишки залезли повыше, кто на стены, кто на деревья. Как будто театр приехал – женщины кричали, мужчины галдели, дети и старики хохотали, толпа шумела, словно вода в котле. Солнце поднялось над равниной на несколько чжанов и повисло уже над самой околицей, заливая деревню снопами яркого света. Снопами яркого света, как будто в Динчжуане не похороны, а свадьба. Как будто в Динчжуан приехал театр. Отец зашел в наш старый деревенский дом побеседовать с подчиненными, которые доставили гробы в Динчжуан. Мать хлопотала во дворе дядиного дома, выносила напиться гостям из соседних деревень, угощала их сигаретами. Сестренка сновала в толпе, путалась у людей под ногами. И когда настала пора укладывать покойников в гробы, отец вышел за ворота и направился к дядиному дому, а за ним потянулась целая толпа – и местные, и пришлые, и деревенские, и городские.
И когда отец вышел за ворота и направился к дядиному дому, кто-то крикнул издалека:
– Что, выносим?
И отец отвечал:
– Выносите!
И дело пошло, дяде в гроб приготовили костюм западного покроя и кожаные ботинки, настоящие сигареты и вино, а Линлин – белую блузку, юбку в цветочек и украшения, точь-в-точь как настоящие. И деревенские хлынули в дом, чтобы вынести оттуда моих дядю с тетей и все, что должно было сопровождать их на тот свет. И отец увидел в толпе помощников деревенских кладчиков и землекопов, копавших могилы для Сяоюэ и Гэньбао, а еще похоронных распорядителей, которых пригласили Юэцзинь и Гэньчжу.
Сердце у отца дрогнуло, и он прокричал, залившись краской:
– Эй, эй! Ступайте лучше к Юэцзиню с Гэньчжу, а то там совсем никого!
А ему говорят:
– Мы их уже уважили, могилы выкопали, теперь очередь вас уважить.
Сердце у деда дрогнуло, и он запричитал с крыльца:
– Нехорошо вышло! Нехорошо!
А мать Юэцзиня с женой Гэньчжу ему говорят:
– Чего тут нехорошего, чего нехорошего? Мы же с вами соседи, одна семья, какая разница, кого первым хоронить, кого вторым?.
И дядю с Линлин похоронили.
А над могилой поставили надгробие. Надгробие серого цвета. Надгробие из настоящего мрамора, а на мраморе высекли иероглифы, каждый величиной с плошку:
Здесь лежат влюбленные-бабочки
Дин Лян и Ян Линлин
И когда над могилой поставили надгробие, вся толпа – и местные, и неместные, сотня, а то и две сотни человек – все они дружно захлопали в ладоши. Рукоплескания грянули, словно раскаты первого весеннего грома, что разносятся над залитой солнцем равниной, пробуждая тварей от спячки.
Словно раскаты первого весеннего грома, что грохочет на День дракона[30], пробуждая тварей от спячки.
Том 6
Глава 1
1
Вот так, дядю с Линлин похоронили.
И Сяоюэ с Гэньбао тоже похоронили.
Отец похоронил покойников, покончил со всеми делами и уехал из Динчжуана.
Забрал семью и уехал из Динчжуана.
Навсегда уехал из Динчжуана, на тысячу, на сто лет. Как палая листва, что уносится с ветром все дальше и дальше, так и отец уехал из Динчжуана. Уехал, и было его уже не вернуть. Как не вернуть на дерево палую листву. Никогда не вернуть на дерево. Всей семьей, всей нашей семьей они уселись в грузовик, который доставил из города дядины гробы, уселись в грузовик, как садятся в попутку, а все самое дорогое из дома – телевизор, холодильник и собранные загодя ящики с коробками – как попало затолкали в кузов, туда же посадили землекопов, кладчиков, могильщиков и похоронных распорядителей, кое-как рассадили их по ящикам, а сами залезли в кабину, и грузовик тронулся в путь.
В полдень солнце налилось золотом, и на равнину снова спустилась жара. Окинешь взглядом поля, и кажется, что всюду пылает огонь. Пылает и стелется по земле. И даже на дядиной могиле к запаху свежего грунта примешивался аромат нагретой земли – вдохнув его, отец отозвал деда в сторонку:
– Ну что, всё?
Дед огляделся по сторонам:
– Вроде всё.
– Ну раз всё, я поеду. – И отец махнул деревенским, чтобы возвращались в Динчжуан, а когда на кладбище никого не осталось, оглянулся и увидел, что дед так и стоит у дядиной могилы. Стоит у надгробия, тихий и потерянный, словно и не заметил никаких похорон. Или заметил, но пока не может сообразить, что все это значит. Тихий и немного растерянный, растерянный, но рассудительный, дед стоял у могилы, озадаченно разглядывая надгробие, словно старик, который силится разобрать высеченные на нем иероглифы, но никак не может вспомнить, что они означают. Так он стоял и разглядывал надгробие, тихо погрузившись в свои мысли, когда мой отец подошел, встал рядом и спросил:
– Отец,
