Три пары - Лорен Маккензи
– Я спрошу ее, да, а ты спросишь Джека?
Фрэнк поежился:
– Не обещаю, что вытащу от него что-нибудь.
– Ты можешь стать еще более бесполезным, Дюркан?
– Я всегда могу попробовать.
Школы заставляли Лиззи нервничать. Ничего хорошего в них не происходило. Ее нога скользила на линолеуме, настолько истертом, что она с трудом могла бы назвать его цвет. Фрэнк опаздывал на сорок минут. Его телефон был выключен – разряжена батарея, предположила она. Типичный Фрэнк. Она не верила, что он забыл. Они подготовили целую речь о том, насколько травмировала детей немилосердная реакция школы. И что если бы они поговорили с детьми, то обнаружили бы, что комендантский час нарушила большая часть группы, а Майе и Джеку не повезло, что они отделились от нее. Что школе следует поговорить с подростками о том, как важно заботиться друг о друге и оставаться вместе. Что за детьми не следили должным образом. Что они с Фрэнком едины, когда дело касается благополучия их приемных детей.
В жопу Фрэнка.
Когда директор школы, очень милая женщина средних лет по имени Шивон, вышла за Лиззи в холл и сказала, что либо они поговорят сейчас, либо никогда и она предпочла бы, чтобы они поговорили сейчас, Лиззи последовала за ней в кабинет, вся воодушевленная от праведной ярости.
Фрэнк сидел с Беатрис в своем желтом «Ниссане», припаркованном на обочине возле Саут Грейт Уолл. Беатрис хотела пройтись, но дул жестокий ветер и хлестал дождь. Они сидели в машине и смотрели пантомиму пластиковых пакетов, танцующих на маленьком пляже внизу. Это был унылый пляж, неиспользуемый, расположенный слишком близко к городу, канализационным сооружениям и заводу по переработке отходов. Машина время от времени сотрясалась, когда Беатрис плакала.
Он больше часа слушал о том, что стал самой большой ошибкой в ее жизни, о том, что их интрижка была одновременно бессмысленной и полной смысла. Извращенным экспериментом, призванным проверить ее брак и наказать Конора за его невозмутимость. Что Конор святой. Что Фиа травмирован. Иногда Фрэнку казалось, что он провел в этой машине больше времени слушая, а она – плача, чем они провели, занимаясь сексом. В первые дни после того, как все вскрылось, Фрэнк оставался настороже рядом с ней, внимательно прислушиваясь к любым признакам того, что она может решить попросить прощения у Лиззи или что Конор сочтет, что Лиззи заслуживает знать. Он больше не боялся разжигаемой яростью атаки со стороны Конора. Сбить Фрэнка с велосипеда было его пределом и само по себе оказалось достаточно плохо. Плечо Фрэнка болело уже несколько недель. Были моменты, когда он надеялся, что Беа обратится к нему за утешением и они смогут возобновить отношения. Без нее его жизнь превратилась в ад. В течение тех нескольких месяцев он чувствовал себя живым и бессмертным: электрический кайф юности, когда весь мир в твоих руках. В более спокойные моменты он задавался вопросом, не стало ли то, что он привел на работу эту свою необузданную витальную личность, эту наглость, причиной того, что он так по-королевски облажался на съемочной площадке. Фрэнк был слишком стар, чтобы ему могли что-либо простить.
Он продолжал слушать Беа хотя бы для того, чтобы не дать ей уйти топиться в море. Такую Беа он не ожидал. Не мог представить, что она попытается переиначить все так, как сейчас. Со временем его гнев утих от масштаба ее страданий. Он признавал, что она способна на измену, но то, что их раскрыли, вывернуло ее наизнанку и заставило задаться вопросом: кто она такая? Как она могла причинить вред людям, которых любила? В конце концов, почему он сам до сих пор здесь: он тоже хотел бы это знать?
– Господи! – сказал Фрэнк.
Беатрис оторвалась от своего монолога.
– Я должен быть в другом месте. Мне нужно быть в другом месте.
Фрэнк снова посмотрел на часы. Он не просто опоздал.
Фрэнк открыл входную дверь, перекинул пальто через перила, остановился и прислушался. В доме было тихо. Обувь разбросана по коридору. В воздухе остался аромат вчерашнего карри. Ничего угрожающего.
– Привет? – Он услышал звук из кухни. Кто-то был дома: тот факт, что этот кто-то не отзывался, беспокоил его.
– Лиззи? – Он остановился в дверном проеме кухни. Пол был завален разбитыми тарелками и кружками, кастрюлями и сковородками, вчерашней немытой посудой. Лиззи сидела за кухонным столом. Стол был пуст, руки аккуратно лежали перед ней, но лицо было удивительно похоже на давешнее лицо Беа: опухшие, налитые кровью глаза, следы слез сквозь макияж, красный нос.
– Лизбет, что случилось?
– Где ты был?
– Машина сломалась…
– Ты должен был быть со мной!
– Машина…
– Вызвал бы такси!
– Я-я не смог. Ни одного не было.
– Шивон сказала, что уже говорила с тобой по телефону, хотела, чтобы ты пришел, у нее были опасения…
– Что за Шивон?
– Директор школы твоих детей. Она звонила тебе пять раз. Она показала мне. Сейчас они все записывают. Не хотят, чтобы на них подали в суд. Потому что некоторые люди – другие люди – в наши дни нормально занимаются своими детьми. Им не все равно, понимаешь? Некоторые люди хотят, чтобы их дети были счастливы, здоровы и в своем уме. Некоторые ради своих детей готовы пойти на край света.
Лиззи сидела неподвижно, но говорила очень быстро: у него было ощущение, что он слышит то, что долго крутилось в ее голове, и у нее было достаточно времени, чтобы отрепетировать. Он отчаянно пытался вспомнить звонки от директора. Пару месяцев назад был один звонок насчет Джека, вопросы насчет его поведения в школе. Проблемы с адаптацией. Какие-то выходки на физкультуре с Майей. Фрэнк мог лишь вспомнить, что особо об этом не задумался. Школы по своей природе склонны слишком остро реагировать. Он не помнил, чтобы отвечал на другие звонки. У него много всего произошло.
– Мы могли это остановить. Социальный работник спросит, где мы были, – сказала Лиззи.
– Социальный работник? – В голове Фрэнка стало совершенно пусто. – Пожалуйста. Скажи мне, что я должен был сделать или не сделать. Потом скажи, что мне делать сейчас.
Он взял ее руки в свои: ему нужно было вернуть ее к себе. Она оттолкнула его с такой яростью, что он отпрянул назад, – вероятно, с той же яростью она смахнула тарелки со стола.
– Они занимались сексом.
Фрэнк почему-то подумал о Коноре и Еве. Аллилуйя, они квиты. Но Лиззи, сидящая посреди своей разгромленной кухни, должно быть, говорила о детях.
– Кто?
– Майя и Джек. Друг с другом.
Фрэнк
