Бездны - Пилар Кинтана
Я попыталась сесть, но не смогла. Попыталась позвать маму – но не смогла. Попыталась закричать – и ничего. Я направила всю свою энергию в мизинец правой руки и сумела чуть-чуть пошевелить им, после чего с облегчением проснулась.
Оглядевшись вокруг, я заметила, что в комнате что-то не так. Попыталась пошевелиться, но не сумела. Собравшись с силами, повернула голову – и вновь проснулась в комнате, которая притворялась спальней девочек. И так много-много раз, а потом я почувствовала, как костлявая рука схватила меня за запястье.
Эта рука, поняла я, вытащила меня из моей настоящей комнаты и унесла на другую сторону дома. Туда, где жила она сама. На ту сторону, что проступала по вечерам, когда с гор спускался туман. В тайный мир, испускавший необъяснимые звуки.
И вот тут я проснулась по-настоящему.
Стоял такой густой туман, что фонарь казался совсем далеким. Крошечное солнце в загазованном воздухе. Загородки видно не было. Вдруг в нескольких метрах от фонаря я заметила белое пятно, более плотное, чем туман.
Я села в постели. Это была то ли тряпка, то ли кусок ткани. Я посмотрела на свои руки и пошевелила ими, все получилось. Паулина, как всегда, спала в кровати напротив моей. Куклы девочек стояли на полках с открытыми глазами и выглядели не более жутко, чем обычно. Я проснулась в своей настоящей комнате, а снаружи эта штука развевалась на ветру – таком сильном, что туман, казалось, слегка расступился.
Это была женская фигура в белом платье.
– Мама!
Я вскочила и помчалась в спальню родителей. Спина у меня была мокрая, ступни – ледяные. Кровать была в беспорядке, окно открыто, газовые занавески вздымались на ветру.
Я проверила на балконе, в ванной, в шкафу. Обежала другие комнаты и вторую ванную. Зовя ее, сбежала вниз по лестнице. Мамы не было ни в большой гостиной, ни в столовой, ни на кухне, где на барной стойке стояла пустая бутылка из-под виски. Ни в кабинете, ни в гостиной с камином. Я открыла раздвижную дверь и выглянула на террасу.
– Мама…
Не было видно ни зги.
– Мама!
Я выбежала на террасу. Холодный ветер растрепал мне волосы и рассыпал мурашки по коже. Мне захотелось упасть на землю и разрыдаться, больше не искать ее. Пускай прыгнет в пропасть и никогда не возвращается, а я останусь с папой и утону в море его молчания. И все же я металась по террасе, а потом, убедившись, что там мамы нет, вернулась в дом.
Поднялась по лестнице. Страх бился в моем сердце, будто зверь. Я распахнула дверь в сад. Туман, сгустившийся под светом из дома, несся со скоростью ветра; ветер качал деревья и завывал яростно, будто призрак.
Я прошла по дорожке вдоль дома и двинулась дальше по траве, ветер дул мне в лицо. Я спустилась пониже: в тумане материализовались фонарь, загородка, хлипкая и низенькая, неспособная ничего и никого удержать, и человеческая фигура – ноги в грязи, руки придерживают над землей подол белого платья. У нее были мамины густые волосы и ее белый халат.
– Мама.
Мне было страшно: вдруг фигура сейчас обернется, и окажется, что это не мама, а Ребека.
– Мама?
Со спины – вылитая мама, а спереди – труп.
– Тезка, – тихонько сказала я.
Фигура обернулась. Это была мама, живая и здоровая.
– Что ты делаешь?
– Вышла прогуляться.
Посреди ночи, в пижаме и без обуви, как Натали Вуд.
– Я никогда не была в этой части финки.
А рядом – многометровая пропасть.
– Давненько мы с тобой не ходили гулять, да?
Голос у нее был странный, пьяный. В руке она держала бокал. Она пошатнулась. Я подошла поближе и взяла ее за предплечье, такое худое, что пальцы мои почти сомкнулись. Как у Карен Карпентер.
– Пойдем домой, мам.
– Завтра пойдем с тобой гулять. Обещаю.
Пропасть была прямо за ней, в паре шагов. Хоть ее и не было видно из-за тумана, она была там, такая же глубокая, как та, в которой погибла княгиня Грейс. Мама чувствовала исходившую от пропасти силу, как будто снизу ее кто-то дергал за нитку.
– Косточки рассыпались.
– Ребеки?
– Ей-то удалось довести дело до конца.
И я увидела ее в маминых глазах. Пропасть у нее внутри, такую же, как у погибших женщин, как у Глории Инес, бездонную пропасть, которую ничем было не утолить.
– Это идеальное место, чтобы исчезнуть.
– Пойдем, – сказала я и потянула ее за руку.
Мама позволила отвести себя домой – по траве, а потом по мощеной дорожке.
Когда мы вошли, я забрала у нее бокал и поставила на тумбочку у входа. Мама схватила его и залпом выпила остатки виски. Я закрыла дверь. Ветер, стоны и сила пропасти остались снаружи. Мы прошли в спальню, мама шагала робко и неуверенно, я следила, чтобы она не упала. Усадила ее на кровать, сняла с нее мокрый халат и носки и помогла ей лечь.
Она закрыла глаза. Лежала вся растрепанная, со спокойным лицом, как взбалмошная девчонка, наконец сраженная усталостью. От нее пахло виски, мертвым деревом. Я набрала воздуха в легкие и задержала дыхание. Мне хотелось удержать этот запах внутри, как папа сохранил запах талька от своей тети Моны. Удержать мамин запах, чтобы ни за что на свете не забыть его. Я погладила ее по лбу, а потом по волосам, распутала их пальцами, и они вновь стали гладкими и блестящими. Поцеловала ее в лоб и легла рядом с ней. Она открыла глаза.
– Папа еще не приехал?
– Нет.
– Уже совсем поздно.
Она закрыла глаза и мгновенно уснула. Я лежала с открытыми глазами и представляла себе, как папа разбивается по пути к нам. Как он лежит на дне пропасти, чудище у него внутри уснуло навсегда, а рядом его мама, она так рада наконец его видеть. Она еще совсем девочка, а он старик. Я плакала без слез. Глаза у меня слипались. Я крепко взяла маму за запястье, чтоб она не могла никуда уйти, чтобы, если вдруг она встанет, удержать ее со мной, по эту сторону дома.
Наутро я проснулась в спальне девочек, было уже светло. Я пошла в спальню мамы с папой, но там никого не было. Я спустилась по лестнице. Мама на кухне готовила завтрак, а папа сидел в столовой.
– Ты приехал!
