108 ударов колокола - Кэйко Ёсимура
Тринадцатью домами выше маленький сын рыбака Оно Такеру увидел во сне, как Сохара протягивает на ниточках между домом и двором не гирлянду, а рыбок. Их брюшки светились разноцветными огоньками, и мальчик подумал, что, наверное, рыбки проглотили зажженные лампочки.
Йоко снился сон, который она всегда видела под Новый год. На кухне внезапно наступала невесомость, и посуда начинала парить в воздухе. Палочки, кастрюли и грязные тарелки взмыли к самому потолку. Йоко тянулась к тарелкам, пытаясь схватить их, чтобы приготовить ужин. Внезапно волны начинали захлестывать дом, и Йоко видела, как к берегу пристает корабль. Но несмотря ни на что, она продолжала закручивать роллы из омлета и морских водорослей.
Сохаре не снилось ничего. Он отказался от отдыха, боясь, что во сне к нему вернутся далекие воспоминания, от которых на душе сделается еще тяжелее. Вероятно, жизнь не раз предупреждала его об опасности, но он так ничего и не понял.
Учителю Каваками снились ученики, дети на школьном дворе. Пятеро из них широко раскинули руки, тщетно пытаясь обнять огромный черный ствол сосны. Каваками видел, как Сохара Мамуро прячет в рюкзаке Ямады Такуми книгу с подклеенными страницами. Ямада Такуми в отчаянии убежал куда-то, а затем оторвал ногу у саранчи и отдал ее муравью. Пожилой учитель начал ворочаться и покрываться потом во сне, который на самом деле был воспоминанием. Он ругал Ямаду Такуми за то, что тот сжег муравейник, к которому уже бежал муравей с полученной в дар лапкой саранчи.
Никто не представлял себе, что сны на острове были исключительно земными. Сны навевал не океан, обступивший жителей острова, а та материя, которая миллиметр за миллиметром расширяла их жизнь. Островитянам снился вулкан, и они рассказывали друг другу древние легенды о том, как много веков назад все население острова было уничтожено потоками пепла, газа и лавы. Их бегству препятствовало все вокруг: небо, земля, воздух и вода. Островитянам снился лес, белые стены домов с шиферными крышами и лица близких людей. Ведь с острова нельзя убежать, и только те, кто способен вырваться, возвращаются домой.
14
– Охаё, – сказал кто-то, заходя в магазин. – Доброе утро!.
– Доброе утро! – ответила госпожа Канда. – Охаё.
Ледяной ветер проник в помещение, и человек в капюшоне подошел к газовой печи, возле которой уже стояли двое других.
– Вы тоже здесь, Судзуки-сан?
– Мне нужна зажигалка, моя вчера сломалась.
– Кодама, доброе утро!
– О чем говорят в храме?
Из глубин магазинчика, заставленного белыми, в основном пустыми полками и огромными холодильниками, раздался голос:
– Все ли готово к костру дзикува?
– Да, мы только что говорили об этом. Все готово, и барабаны расставили.
– Но… Где же Сохара?
– Его никто не видел.
С раннего утра в мини-маркет потянулись покупатели. Многие приходили под выдуманным предлогом и подолгу обсуждали продукты, которые не собирались покупать. Особенно любили это занятие пожилые жители острова. Они могли долго и подробно разговаривать о вещах, которые видели по телевизору, но которых никогда не бывало в продаже.
На самом деле всем не терпелось узнать: что за письмо получил Сохара? От кого оно? И если оно действительно от Ямады, не было ли в нем дурных вестей? Все слухи и сплетни обычно распространялись через мини-маркет, единственный магазин на острове, и к утру кануна Нового года новость о письме уже разнеслась по всему острову. В конце концов, люди решили, что ничего хорошего от мошенника и негодяя Ямады ждать не стоит. Ямада был трусом, а Сохара слыл поистине щедрым человеком.
Час проходил за часом, и в магазинчике становилось все более людно. Одни уходили домой к предновогодним хлопотам, другие просили у Канды табуретку, чтобы присоединиться к картежникам и их разговорам об икре и прогнозе погоды.
Госпожа Судзуки подлила господину Хиракаве его любимого сётю, приготовленного из луковиц лилий и ферментированного риса. Хиракава занимал должность управляющего на фабрике по производству камелиевого масла и одновременно выполнял обязанности официального садовника острова. С Судзуки они вели неспешную беседу, как это свойственно пожилым людям. Жена Хиракавы тем временем стояла у окна, скрестив руки за спиной, и задумчиво смотрела на море.
– Какую погоду обещают?
– Кажется, к полудню море успокоится.
– Сейчас оно еще волнуется. Интересно, корабль сможет причалить сегодня?
– На нем должна прибыть только маленькая Тока, и мы будем в полном составе. Надеюсь, привезут еще кое-какие мелочи, которые я заказывала.
– Должны приехать два туриста в гостиницу «Дикие лилии».
– Они забронировали номер?
– Да, бронь пока не отменяли.
– На сколько?
– На две ночи – тридцать первого декабря и первого января.
– Туристы-оптимисты… Они вообще понимают, что даже если им удастся попасть на остров, то вернуться будет очень сложно?
– Вот я больше волнуюсь за Сохару.
– Я тоже. Может, попробуем позвонить ему?
– А как же Йоко? Вдруг мы ее перепугаем?
В это время Сохара уходил в глубь леса камелий. Он вышел на традиционную предновогоднюю прогулку раньше обычного, потому что во время ходьбы ему всегда лучше думалось. Это напоминало ему мисо-суп: когда во время еды помешиваешь суп палочками, гуща, осевшая на дно миски, поднимается на поверхность.
В девять часов утра зазвонил домашний телефон. Звонки следовали один за другим, и к Сохаре обращались с самыми странными просьбами: вроде бы кабаны наткнулись на забор, который раньше не замечали; видать, змея угодила в водопроводную трубу; а спящая черепаха поди заблудилась в саду. Йоко, словно официантка, сидела на кухне и принимала заказы, записывая их в блокнот.
Сохара все шел и шел. Кости ныли, колени подкашивались, но он упорно карабкался к вершине вулкана. На эту тропу он ступил еще на рассвете и хотя был уверен, что никто ему не встретится и никто его не видит, все равно пытался обуздать нетвердую походку и тяжесть прожитых лет. Скомканное письмо Ямады лежало в кармане и обжигало пальцы при соприкосновении с ним. Почему Ямада решил погубить именно Сохару? И, главное, как Сохара позволил Ямаде разрушить свою жизнь? Он знал лишь одно: в шестьдесят лет никто не поднимается после падения.
Стало совсем светло, и Сохара провел рукой по щеке; в морщинах прятался шрам, полученный в первой мальчишеской драке. Он плакал, сам того не замечая. Ночью, когда пробьет сто восьмой удар колокола, начнется и его личный новый год. Сколько Сохара себя помнил, он всегда с нетерпением ждал этого момента – той самой минуты, когда календарь
