108 ударов колокола - Кэйко Ёсимура
– Наконец-то ты пришел, добро пожаловать! Заходи, я ждала тебя, – сказала Маэда хриплым голосом.
Сохара увидел, как она суетится у стола. Одной рукой она тянулась за письмом, а другой – за форменной фуражкой с козырьком, которую всегда надевала, когда вручала почту.
– Вот это волны! – воскликнула Маэда, поглубже усевшись в кресле.
– Не говорите, Маэда-сан! Волны огромные!
Она тоже спросила Сохару о Токе, и тот вновь ответил, что дочь вернется домой на следующем корабле. В этот миг, в который раз услышав собственный ответ, Сохара впервые испугался: вдруг корабль не выйдет в море и Тока не приедет?
– Скажи-ка, как тебе розы?
– Какие? На дорожке?
Маэда кивнула головой.
– Они прекрасны. Белые и красные. Получилась восхитительная арка.
– Как жаль, что мне их не видно отсюда.
– Хотите, я срежу один цветок и принесу вам?
– Нет, пусть растут. Им там место.
Тогда Сохара заметил, что цветочную арку загораживает заброшенный сарай для инструментов, который мешает Маэде наслаждаться красотой цветущих роз со своего кресла.
– Вас проводить?
– Нет, сама справлюсь. Сегодня слишком холодно, на улицу не выйдешь. Послушай, как волны грохочут. Даже отсюда ясно, что море волнуется.
Сохара мысленно отметил желание Маэды видеть розы. Позже он занесет его в тайный блокнот и вернется к ее дому, чтобы понять, как действовать дальше: сдвинуть сарай или просто снести.
– Хорошо, что вчера кораблю удалось пристать, – пробормотала женщина как бы про себя.
При виде белого конверта, лежавшего на столе, Сохара с особенной силой почувствовал смутное беспокойство, которое уже около двух часов тяготило его.
– Садись, Сохара.
Он сел напротив Маэды и, чтобы немного успокоиться, мысленным взором обратился к высоким волнам; они пучились и разбивались о берег за стенами дома. Внезапно они стихали, чтобы пропустить корабль – маленькую точку на горизонте, – и на нем Тока, размахивая руками, приветствует отца. Дочь едет домой, и совсем скоро он ее увидит.
– Вот оно, – сказала Маэда, протягивая Сохаре белый конверт. – Письмо Ямады.
– Спасибо.
– Прости за любопытство, но давненько я не видела писем от Ямады, – продолжала Маэда, – как он поживает?
Сохара склонил голову, словно отвечая: сам не знаю. Ему захотелось остаться одному и спокойно прочесть письмо. Но, следуя негласному закону, каждый, кто заходил к Маэде за почтой, считал своим долгом задержаться, чтобы поболтать, рассказать ей новости с материка и развлечь какими-нибудь приятными пустяками, которые становились предметом откровенной беседы (и заодно главным событием дня пожилой хозяйки почты). На острове общение служило универсальной валютой, на которую можно было обменять любую услугу или вещь.
Сохара вынул письмо из конверта и принялся медленно читать. Между тем Маэда с трудом скрывала любопытство. Ее взгляд метался между Сохарой и окном, за которым, как ей казалось, пышно цвели зимние розы.
Закончив чтение, Сохара вновь пробежал глазами письмо Ямады, столбец за столбцом, чтобы убедиться, что все правильно понял. Наконец он положил письмо на колени и посмотрел на Маэду. Взгляд его был отрешенным, словно Сохара только что вернулся из очень далекого путешествия.
– Все в порядке? – спросила Маэда. – Дайдзёбу?
Не в силах скрыть растерянность, Сохара кивнул. Слова Ямады обрушились на него, как потоп. Он даже не попытался укрыться от него.
– Дайдзёбу? – повторила Маэда. – Все в порядке?
Сохара машинально поднялся, поблагодарил ее и, пятясь к двери, пробормотал, что ему нужно идти за покупками.
– Куда ты собрался? – крикнула Маэда со своего кресла. – С тобой точно все в порядке, Сохара?
– Мне нужно купить тофу для Йоко, – пробормотал он.
– Ты в магазин?
– Да, – сказал Сохара. Он солгал.
12
Сохара разложил инструменты на столе в мастерской и расстегнул поясную сумку, на которой висели его отвертки и плоскогубцы. После каждого вызова он наспех протирал их, чтобы не пачкать тканевый пояс. В конце рабочего дня, сидя в мастерской, он аккуратно стирал грязь с каждого инструмента сухой тряпкой. Во время этого ритуала Сохара вспоминал о множестве починок, связанных с этими инструментами. И хотя до совершенства ему было далеко, он мог хотя бы на время продлить срок службы различных предметов.
На столе перед ним лежали гаечные ключи, молотки, гвозди – орудия его труда на протяжении десятилетий. С их помощью он оживлял часовые механизмы, укреплял стены, чинил ставни, рамы, крыши, бельевые стойки, обновлял интерьеры гостиных, а заодно и заурядные жизни обитателей острова. Держа в руках эти инструменты, Сохара пытался замедлить старение того мира, который он знал.
Но радость в сердце омрачалась тенью сомнения: он считал, что совершенство недостижимо. Все сущее подвержено воздействию времени, которое всегда сглаживает острые углы. Это напоминало то, как изнашиваются обои у самого пола от соприкосновения с ногами, пылесосами, сумками и мордами домашних животных.
В тот день Сохара положил поясную сумку на стол и, даже не помыв руки, вышел из мастерской и направился к дому. Йоко принимала душ и ничего не заметила.
Сохара поднялся на второй этаж, осторожно открыл дверь, ведущую в комнату Токи, и тут же оказался в подростковом царстве. На стенах висели плакаты с загнувшимися краями, старые наклейки и фотографии ее кумиров с эксцентричными, невообразимыми прическами. Когда Тока уезжала в город, эта комната со всеми ее игрушками и учебниками выглядела осиротевшей.
Сохара присел на край кровати и обхватил голову руками. Голова вдруг сделалась такой тяжелой, что, казалось, вот-вот оторвется и покатится по полу. Прочитав ужасное известие, Сохара первым делом подумал о Токе. Вернее, он подумал только о ней. Сам он никогда не стремился к тому, чтобы как-то улучшить свою жизнь. Йоко, конечно, иногда сетовала на скромность их быта. Но когда она выходила за Сохару, то прекрасно понимала, что этот островитянин никогда не покинет родной дом и изо дня в день будет выполнять свою работу с неизменной радостью.
Сохара сделал ей предложение без лишних церемоний. Они стояли на смотровой площадке в парке Минамига-яма, под ногами расстилался ковер из
