Невиновный - Ирен Штайн
А если так, то незачем и пытаться. Ведь эти попытки вернуть струнам голос – сами по себе насмешка, над той песней искренней боли, совсем недавно вырывавшейся из Женькиной груди. Что будет, если пальцы ее похолодеют?..
«Но, лошадка, но!»
Я явственно увидел, как на шее Женьки обвиваются полосы лески, отражаются красно-синими следами на коже, врезаются в плоть. Сильнее, сильнее. «Но, лошадка…» Как безвольно приоткрываются еще влажные губы, недавно подарившие мне поцелуй. Увидел себя, стоящего на коленях перед ее телом в «ковбойской» рубашке, распростертым среди грязи и листьев. Я – ничтожный слизняк, не имеющий сил спасти… Может, не желающий? Нет же, я желаю! Я жизнь бы свою отдал, только бы эти пальцы снова рождали музыку! Сжимали подушку так, как цеплялись за мои плечи в минуты радости, от избытка чувств. Только бы, не отрываясь, смотреть на небо – в глаза. Но почему она лежит без движения?! Почему все опять?! Женя… Вера…
– Вера! Вера, нет!
Холодные ладони бьют меня по щекам. Я мотаю головой из стороны в сторону, силясь вернуться, но не могу. Продолжаю кричать, хоть никто и не слышит. Удары не прекращаются, и от них не удается закрыться, не прекращаются, потому что я заслужил. Не прекратятся… Не…
– Очнись! Очнись же! Что с тобой?!
Темнота расступается. Электрическое светило разрезает глаза пополам, проникает в голову, жжет немилосердно. Квадрат окна синий, будто закрашенный кистью пьяного маляра, и сквозь него ничего не разглядеть. Снова пощечина. Вторая. Теперь моя голова зажата между чьими-то ладонями, и кто-то бережно приподнимает ее, продолжая говорить.
– Слышишь меня?! Пожалуйста! Ну?!
Картинка собирается в целое из тысяч разорванных фрагментов. Теперь я вижу Женьку, сидящую на мне и сжимающую мои виски пальцами. Она пытается вытащить меня, как утопленника из темной воды, а значит… Значит, она жива.
Воздух выходит из легких, с шумом втягивается снова, не давая шанса пустоте. Кошмар позади.
– Ты здесь? Блин, как ты меня напугал… – Она ступает босыми ногами на пол, тихо, по-кошачьи, но все так же не спуская глаз с моего лица. Я удивлен и растерян. Надо же… Глупость какая. Мои щеки мокрые, мокрая и ткань наволочки, еще недавно пахнувшей кондиционером для белья. Кран в ванной шипит, как потревоженная змея, и вот уже прохладное стекло стакана бьется о зубы.
– Все в порядке. Спасибо. – Дар речи вернулся не сразу, но как только это случилось, я постарался успокоить Женьку.
Она молчала, все так же уставившись на меня, и отчего-то я почувствовал себя виноватым. Рубашка прилипла к спине, дыхание сбивалось. Хоть было непросто, я таки проделал путь до ванной, не узнавая лицо в зеркале, но щедро поливая его холодной водой. Нет, это не дело…
– Кто такая Вера? – Молчание прервалось, и в этом Женькином вопросе читалось не привычное любопытство. Он звучал так, будто она решилась спросить у скорбящего на могиле, каким был похороненный здесь человек.
– Она… Она была совсем ребенком. И умерла из-за меня.
Не знаю, сколько я сидел, уронив голову, обхватив ее руками, пока меня неуверенно не тронули за плечо, пока в мою ладонь не вложили стакан с резким запахом коньяка. Наверное, Женька успела выскользнуть вниз, где ей продали бутылку – еще бы не продали, ведь она умела быть дерзкой. Со всеми, только не со мной – никаких вопросов более не прозвучало. Мы просто выпили, и просто сидели обнявшись, целую вечность – я хотел, чтобы было так. Чтобы пробуждение после кошмара не кончалось. И оно не кончалось, пока закрашенное пьяным маляром окно не очистилось утренней серостью.
***
– Итак, Бонни, слушай внимательно. Сегодня задача у нас посерьезнее, чем пацан из продуктового. Берем микрозаймовую контору.
В голове шумело, но уже не так сильно. Женька достала у регистраторши пару таблеток аспирина, и теперь пожирала меня глазами, стараясь не завизжать от восторга в неподходящий момент.
– Я в тюрьму не собираюсь, и если ты тоже, то найди, чем закрыть лицо – камеры будут везде, как в Голливуде. Машину бросим в квартале от цели – засветится – новую ищешь ты. Идет?
Она бы согласилась на что угодно, слушая неотрывно, будто кобра, завороженная мелодией флейты. И, несомненно, верила в успех. Мне бы хоть каплю, хоть крупицу этой веры. Боже, что же я делаю… Я гнал от себя эту мысль, более свойственную мне прежнему – заурядному банковскому служащему, одной из тысячи пылинок, слагающих монстра корпорации. Теперь ведь все по-новому. И если Женька захочет попкорна или два ящика шоколадных конфет – я достану деньги, чего бы мне это не стоило. Мечты должны сбываться…
Должны. Так нам говорили с детства, забыв упомянуть, что для достижения цели все средства хороши. Если пренебречь этим принципом, мечты будут сбываться только у определенного меньшинства, «элиты», называйте как хотите. Чтобы реализовать свои желания, нужно пожертвовать мечтами других – такова жестокая правда.
Все у нас будет, Бонни. Что-то сжалось в груди, как бывает перед концом фильма, который уже смотрел, и знаешь – вот-вот все погибнут, вот-вот разобьется последняя надежда на счастливый финал… Но я гнал предчувствия прочь. Сколько бы ни было нам отведено, мы будем счастливы.
– А если у них есть эта кнопка? Ну, ты понял, для вызова ментов. – Женька машинально подожгла сигарету, по-прежнему сидя на кровати, скрестив ноги, и не успев подумать, где при этом спустя несколько секунд окажется пепел. Кто думает о пепле, пока горит? О том, что скоро станет им. Я таких не встречал, а если и встречал – то они, по большому счету, никогда и не горели.
– Должна быть, разумеется. Поэтому работаем быстро, но без суеты – паника в деле не помощник.
– Почему ты вообще взял меня в дело? – Пару секунд Женька молча крутила колечко на пальце, а потом вскинула взгляд
