Невиновный - Ирен Штайн

Октябрь выдался холодным. Помнится, пару дней назад я слушал чертов прогноз погоды, где девица с голливудской улыбкой обещала возвращение лета и советовала не раздумывая брать отпуска. Море, солнце, бархатный сезон… Метеорологи хуже политиков – наверное, и сами не чувствуют момент, когда окончательно заврались.

Уснуть не получалось. Спать сидя, опершись на стену с зеленой облупившейся краской, я не привык, а разлечься на бетонном полу было и того хуже – после вчерашней ночевки в таком же подъезде, провонявшем кошачьей мочой и сигаретным дымом, кости ломило так, будто меня основательно избили. На улице, как назло, разрывалась сигнализация и где-то хлопала расшатанная форточка. Я завидовал жильцам этой сонной хрущевки, да даже типу, чья машина сейчас будила весь двор – он-то спит в теплой постели, не думая, что минутой позже в дверь раздастся звонок и на его запястьях защелкнутся стальные браслеты.

Домофон где-то внизу издал тревожный писк, и хлопнула входная дверь. Я вскочил, точнее, не без труда поднялся на ноги. Странное состояние – меньше всего хотелось вставать и бежать, но и сидеть на этом грязном полу тоже казалось нестерпимым. Но, если позволить им поймать себя, будет хуже. Куда хуже. Отчего-то вспомнились фильмы вроде «Девятой роты», которые к памятным датам часто крутили по ТВ. Солдаты, подрывающие гранатой и себя, и противника, не из тупого героизма фанатиков. Потому что в плену будет хуже, чем умереть сейчас, разбросав по деревьям собственные кишки. Парой этажей ниже дважды щелкнул замок. Затем хлопнула дверь – и тишина. Только не унимается проклятая форточка. Можно расслабиться… Хотя – попробуй расслабься, когда под легкую куртку пробирается неведомо откуда взявшийся сквозняк и все мышцы каменеют от холода…

Во сне я снова видел ее. Она бежала сквозь пожелтевшую траву, хохоча, и помпон на вязаной шапке смешно болтался туда-сюда в такт шагам. Все вокруг было какое-то чудное – не то густое, не то светлое. Слишком много солнца, лившегося на землю потоками. Не по-осеннему, неправильно. Скоро смех затихнет, солнце погаснет. И взамен появятся обшарпанные стены провонявшего котами подъезда.

– Вставай, алкашина! Вставай, ишь, разлегся!

Пинок по ребрам сразу привел в чувство. Еще до того, как я, щурясь от света, смог разглядеть силуэт грузной женщины, нависшей надо мной, последовал следующий пинок. Голова отказывалась соображать, чего от меня хотят, да и где я вообще, одеревеневшее тело пронзали тысячи иголок.

– Понажираются, как свиньи, ни стыда, ни совести! Иди домой, скотина, жена небось извелась!

Сестра все говорила, что пора жениться. Сколько себя помню, пластинка не менялась, особенно когда она сама выскочила замуж. Штамп в паспорте давал ей чуть ли не чувство превосходства – мол, переплюнула старшего брата, обогнала таки, и теперь можно расслабиться, привести на свет потомство и вдвое раздаться вширь.

Острые капли дождя жалили лицо, как падающие с высоты осколки стекла. Кругом пестрели зонты и мелькали резиновые сапоги. Мерзкая погода была на руку – дождь убрал с улиц всех праздно шатающихся и глядящих по сторонам. Каждый прохожий сейчас думает только о том, как бы добраться до сухости и тепла, а не вспоминает лица со стенда «Их разыскивает…».

В животе заурчало, и спазмом свело желудок. Я вспомнил, что не ел со вчерашнего утра. Банковский служащий, загнувшийся от голода на ступеньках подъезда, как последний наркоман, будет выглядеть комично. На секунду стало действительно смешно. Все это – части дурацкой игры – и промокшая насквозь куртка, и ориентировки, вероятно, уже составленные оперативниками, и перспектива угодить за решетку до конца жизни, каким бы ни был приговор – выйти живым оттуда не получится. Квест для зажравшихся миллионеров, которым не хватает остроты в жизни. Хоть я не был миллионером и близко, и уж точно не относился к любителям влезть в дерьмо за собственные деньги, хотелось думать именно так.

Я хотел по привычке рассчитаться кредиткой в Макдональдсе, но вовремя остановился. Сделай я такую глупость, и можно было бы дальше не бежать, а попытаться успеть допить кофе до приезда УАЗика. С наличкой было совсем не густо – никогда не имел привычки таскать полный кошелек, и теперь, проглотив чизбургер, показавшийся крошечным, и заглядывая на дно бумажного пакетика в надежде увидеть не замеченную картошку, я очень об этом жалел. Сейчас я бы мог съесть, наверное, половину бараньей туши, и эти жалкие крохи только раздразнили аппетит. Но в зале было тепло и немноголюдно, и дождь не мог достать до меня, наталкиваясь на преграду в виде стекла.

– Не реви, а ешь! Тетя даст тебе шарик, но когда ты докушаешь. И поживее – маме надо успеть по делам. – С моего углового столика я не видел обладательницу командного голоса, но заплаканное лицо девчушки лет шести было как раз передо мной. Конечно, слезы прекратились, стоило положить в рот куриный кусочек. Никаких манипуляций и истерик – только сосредоточенно-удовлетворенное жевание.

С рождением Верочки сестра завела другую шарманку – надо мол, и мне оставить после себя что-то на земле. «Или ты эгоист, Сережа, или у тебя проблемы с этим делом. Ты не стесняйся, скажи как есть, мы же семья, поможем». Интересно, как она собиралась мне помочь, окажись я на самом деле импотентом. Денег на врача у нее точно не было – даже одежду племяннице покупал я, после того, как увидел попрошайничество сестры в группе «Отдам даром». Зато был интерес порыться в грязном белье, позлорадствовать, изображая мать Терезу. Обскакала я тебя, братец, да было и не сложно – ты ведь полное ничтожество. Чуть не рассмеялся тогда, ведь она, из неплохой девчонки превратившаяся в бесформенную бабу с отросшими корнями волос и в покрытом пятнами переднике, действительно так думала. И как бы подумала, знай она, что со мной на самом деле не так…

С опозданием я понял, что здесь определенно должны быть камеры. Да и было уже все равно. Внутри разливалась приятная слабость, а веки закрывали мир непроницаемым занавесом.

***

– Но, лошадка, но! – Коленки в белых колготках выныривали из-под джинсовой юбочки. Следом за «лошадкой» неслись две девчонки, похожие, будто близняшки. Или мне так казалось – я не замечал никого на свете, кроме бегущей впереди. Она не отрывалась от «наездниц» слишком далеко, и вскоре стало понятно, почему – тонкая леска, обернутая вокруг шеи, служила поводьями и уздой.

***

– Мама, тетя даст мне шарик? Хочу шарик, мама!

На моих глазах девочка начала бледнеть, будто стремительно теряла кровь. Моя рука обхватывала ее еще теплую шею, которая перестала пульсировать всего мгновение назад. Совсем чуть-чуть от жизни до смерти, до того момента, когда уже ничего не исправить. Остается