Иван Горбунов - Постоялый двор

Иван Федорович Горбунов

Постоялый двор

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

Роман Игнатьевич, содержатель постоялого двора.

Алена, кухарка.

Евсюха, Никита, Бубен, извозчики.

Странница.

Странник.

ЯВЛЕНИЕ I

На сцене большая деревенская изба: в углу стол; по

стенам лавки; налево изразцовая печь.

Кухарка (собирает со стола).

Нет хуже народу этих ямщиков! Насорят, надрызгают!.. тьфу!..

Евсюха (входя).

Благодарим покорно, Алена Митривна, за хлеб, за соль.

Кухарка.

Ну, за щи с квасом! Проваливай! Моченьки моей нет с вашим братом.

Евсюха (подпоясываясь).

Точно что оно теперича вам трудно: народу много идет.

Кухарка.

Так валом и валит. Барыня-то вышла?

Евсюха.

Срядились. С полчаса уж в тарантасе сидит, ругается. Прощенья просим!

Кухарка.

Что ж, на дорожку-то?

Евсюха.

Да Бог ее знает, Алена Дмитривна, пить ли?.. Ну, пожалуйте… веселей ехать будет…

Кухарка (наливает стакан водки и подает).

Евсюха.

Терпеть ведь я его не могу… этого вина!… С наступающим! (Пьет).

Кухарка.

И вас также. Кушайте на здоровье. Дай Бог благополучно.

Евсюха.

Благодарим покорно. (Уходит).

ЯВЛЕНИЕ II

Странница (отворяя дверь).

Пущают, матушка, странных?

Кухарка.

Отчего ж не пущать, у нас всех пущают: постоялый двор на то.

Странница.

Бедная я, матушка, неимущая, Христовым именем иду.

Кухарка.

Войди, раба Божья, милости просим. В пустынь?

Странница.

В пустынь, голубушка.

Кухарка.

К угоднику?

Странница.

К угоднику, матушка.

Кухарка.

Много к ему, батюшке, народу идет. Как же ты, матушка, по обещанью?

Странница.

По обещанью, сестрица. Слышала, голубушка, я во сне звук трубный.

Кухарка.

Ай, матушка!.. Чего сподобилась! Расскажи, голубка… Ты, может, потребляешь этого-то (показывает на водку)? Поднесу…

Странница (стыдливо).

Не брезгую мирским даянием. Коли ваша милость будет.

Кухарка.

Стыда тут нет, матушка. Вам без этого нельзя – ходите.

Странница.

Много мы ходим, матушка, круглый год, почитай, ходим. (Пьет). Благодарю покорно, матушка, пошли вам Господи на вашу долю.

Кухарка.

Как же ты сон-то, красавица, видела?

Странница.

А это ночевала я в келье у матушки у Илларии, и все она рассказывала мне про божественное, и как все насчет жизни, и что, например, как жить мы должны. И такой на меня, раба Божья, глубокий сон нашел – так сидемши и уснула. Вижу, будто я в пространной пещере, и вся она, будто, позлащенная, а на полу все камение самоцветное… И иду, будто, я по этой пещере, а за мной старцы, все, будто, старцы. И говорит мне один старец: «почто ты, говорит, странная, пришла в нашу обитель?» Хотела я, будто бы, уками-то вот так… (делает жест руками) и слышу, голубка, звук трубный… Тут я и проснулась.

Кухарка.

А вот мы в миру-то никогда таких снов не видим.

Странница.

Это, сестрица, от жизни.

Кухарка.

Нет уж, матушка, Бог знает – отчего. Моей старой хозяйке, – я у купцов прежде жила, – то ли не жисть была, а все, бывало, во сне видит, что будто ее режут, да будто ее топят… Такие страсти все снились, не дай Бог никому.

Странница.

А ты по купечеству прежде жила?

Кухарка.

Я все по купечеству. Как хозяина в некрута сдали, так и пошла по этой части. Сперва наперво у аптекаря два года жила, у армянина не вступно год жила, а там и пошла все по купцам.

Странница.

У купцов житье хорошее.

Кухарка.

На что лучше: первый сорт житье! Мне, по моему характеру, только и жить у купцов: женщина я набалованная, кусок люблю хороший, чай мне чтобы беспременно, ну, а по купечеству насчет этого слободно.

Странница,

И нашу сестру они странную любят.

Кухарка.

Любят. У нас, бывало, у Павла Матвеича, от вашей сестры, да от нищей братии отбою нет.

Странница.

Для души спасенья это, матушка, хорошо.

Кухарка.

Со всего света ходили, грехи его замаливали.

Странница.

А помер уж?

Кухарка.

Пора помереть! Годов пятнадцать без рук, без ног сидел, травами его отпаивали.

Странница.

Отчего же это он, голубушка?

Кухарка.

Господь его ведает.

Странница.

И детки были?

Кухарка.

Как же, матушка, три дочки; все на моих глазах повыросли; и сынок был, Митрий Павлыч… женить уж хотели, да не продлил Бог его веку: пропал без вести.

Странница.

Без вести?!

Кухарка.

Да, матушка. Поехал на ярманку, да там и остался. Большие деньги старик-то давал, кто отыщет – не нашли, ровно в воду канул.

Странница.

Убили, должно.

Кухарка.

Убили, матушка, убили. Шесть недель он опосля, голубчик, к нам ходил. Как, бывало, ночь, так он весь дом и обойдет. Что страху-то было! А то это, вздумается ему когда, возьмет да свечи по всему дому зажжет.

Странница.

Это, сестрица, душенька его приходила.

Кухарка.

Да уж известно.

Странница.

По родителям тосковала. А жив у тебя хозяин-то?

Кухарка.

Господь его ведает. Как тогда их угнали на Капказ, так и слухов об ем нет… должно, к австриякам попал.

Странница.

Жалко, поди?

Кухарка.

По первоначалу-то жалко было, а теперя ничего. За веру правую пущай кровь свою проливает.

Странница.

Так, так, матушка.

ЯВЛЕНИЕ III

РОМАН ИГНАТЬЕВИЧ, несколько извозчиков и странник.

Никита.

Народу много идет к празднику-то.

Роман.

Много! А ты, старец, тоже к угоднику.

Странник.

К угоднику.

Роман.

Издалеча?

Странник.

Дальный. В первой от роду в ваших местах. В Киеве был, у Соловецких Чудотворцев два раза сподобился, по окиян-реке плавал.

Пашка.

А людоедов ты видал ли? Говорят, в той стороне людоеды живут.

Странница.

Как их не видать! – Я видела.

Пашка.

Что же, они, тетушка, одноглазые?

Странник.

Одноглазые.

Пашка.

За что же они людей-то жрут? Али ты, может, врешь?

Странница.

Что ж нам врать, мирской человек, врать нам нечего. И в книжках есть этому описание: коли ты грамотный – в книжках прочитай. Потому как они одноглазые и по ихнему закону все можно.

Никита.

Привел бы Бог пораньше уехать: балуют у нас по дороге-то.

Роман.

Шалят. Дорога у нас бойкая, баловства много. А ежели в сумерки, мимо Жукова оврага и не езди – обчистят, потому место оченно глухое. Намедни туда все село ворошили смотреть: одного за убивство наказывали – в семи душах повинился… Начальству стал в ноги кланяться – не помиловали, наказанье великое было.

Никита.

За что миловать!

Роман.

Потому кровь христианскую проливал, а ведь она, известно, кровь-то христианская, вопиет.

Никита.

Вопиет! Ежели душу загубил, – конечно!..

Бубен.

Нет, меня Бог миловал; годов пятнадцать езжу, на лихого человека не натыкался. В запрошлом году только в кабаке у меня, у пьяного, полушубок украли, а то ничего.

Роман.

Это по нашей дороге часто.

Пашка.

И как можно, братцы, убить человека? За что? Кажись, как бы на меня кто наскочил – в клочки бы я изорвал.

Никита.

В избе-то говорить не страшно, а в лесу попадется – в ногах наваляешься.

Пашка

Я-то?

Никита.

Ты-то!..

Пашка.

Зачем баловать! Я человек смирный, животину не бью, а за свою душу до смерти ушибу.

Роман.

Полно, Павлуха, батвить-то! Лихой человек на то пошел… разбойник ведь он – в лесу со зверем живет, зверя не боится; может кажинную ночь руки кровянит, – что ты можешь такому человеку?

Бубен.