Ночь, сон, смерть и звезды - Джойс Кэрол Оутс
– Простите, Мартинес. Не вам мне объяснять, в чем состоят интересы моей матери.
Это предупреждение. Держи язык за зубами, сукин сын.
Том прикончил виски и заказал вторую порцию. Пока все идет неплохо. Уайти бы оценил.
В его внедорожнике на заднем сиденье лежит бейсбольная бита. Он не брал ее в руки с того вечера, когда гонялся по дому за бродячим котом, чтобы огреть по мерзкой башке. Тогда для Тома все закончилось бесславным позором, но об этом никто не узнал. В результате он убил на веранде ни в чем не повинного енота (?) и даже не сумел отмыть все пятна крови.
– Я полагаю… мне лучше уйти.
– Не торопитесь, Мартинес.
Том возвысил голос, добавил мощи. Ситуация напряженная. Как во время высокогорного перехода. Если соперник совершит неожиданное действие, Том сразу перейдет в атаку.
– Я… не собираюсь обсуждать вашу мать. И вам никто не дал право… так со мной говорить.
– У меня есть все права так с вами говорить, Мартинес. Вы влезли в мою… в нашу жизнь. Нам необходимо внести ясность.
Это была домашняя заготовка. Когда-то он играл в школьном спектакле. Девочки его улестили. Ты такой красивый, как Том Круз… или Брэд Питт?.. хоть разок попробуй, наш режиссер уже разрешил. Ох уж этот страх сцены! Он хватался за диалог как утопающий за соломинку.
– Я принес с собой чековую книжку, Хьюго. Сейчас я полезу за ней в карман… больше ни за чем. Вы же этого ждали?
– Ждал? Н-нет…
– Короче. Я готов выписать чек на имя Хьюго Мартинеса. Но с условием, что вы больше не будете видеться с моей матерью. Договорились?
– Чек на… какую сумму? – осторожно спросил он.
– На какую сумму. Так-так.
Уже лучше. Никаких экивоков.
Том осушил стакан. По телу разлилась волшебная теплота. Настроение заметно улучшилось. Еще недавно его шатало, но теперь пол под ногами обрел устойчивость и шаги стали твердыми.
– Пятнадцать тысяч, Хьюго.
Презрительно мотнув головой, Мартинес как бы отверг эту сумму. Нет.
– Двадцать тысяч.
Серьезное повышение. Том сам не ожидал, что так скоро пойдет на это. Похоже, Хьюго Мартинес тоже удивлен.
Однако же он снова помотал головой. Нет.
Ох уж эти претензии на превосходство. Этакий выбившийся в люди мексиканский крестьянин… как его там… Сапата?[40]
Марлон Брандо в роли Сапаты. Темные усы, мерзкое самодовольное лицо.
– Двадцать пять тысяч, – холодно объявил Том; он такой гринго при деньгах, а перед ним смуглый крестьянин-шулер с колодой карт.
Но Мартинес молчал, найдя лучший способ демонстрации своего презрения.
– Двадцать шесть.
Мартинес по-прежнему хранил молчание. Единственное, что выдавало его беспокойство, – это поглаживание уса и уклончивый взгляд.
– Хорошо. Тридцать тысяч. Это мое последнее предложение.
– Тридцать пять. – Мартинес заговорил впервые с начала торга.
Том сделал вид, что обдумывает. Сейчас они оба обдавали друг друга презрением.
– Тридцать пять. По рукам.
Хьюго Мартинес был согласен, несмотря на брезгливую гримасу.
– И вы обещаете больше не контактировать с Джессалин? Разорвать ваши отношения? Какими бы они ни были.
Том был в легком замешательстве. Он не желал никаких интимных подробностей из уст этого мужчины, ничего такого, что могло бы бросить тень на мать. К счастью, Мартинес лишь пожал плечами и тем ограничился.
– Хорошо. Считайте, что сделка состоялась. Я хочу, чтобы вы в последний раз, сегодня вечером, позвонили моей матери и сказали ей, что вы уезжаете… в путешествие. А когда вернетесь, больше никаких встреч.
– Я действительно уезжаю. О чем уже сообщил вашей матери.
– Вот и хорошо… отлично.
У Тома дрожали руки, когда он выписывал чек. Весьма неловкая ситуация – выписывать чек человеку, который на тебя поглядывает с брезгливой ухмылочкой.
Что ж, все прошло, как он планировал. Правда, не ожидал, что планку задерут до тридцати пяти тысяч.
В ушах звенело. Даже не верилось, что соглашение достигнуто и Хьюго Мартинес исчезнет из их жизни.
Соперник вовсе не выглядел смущенным, как можно было ожидать, скорее дерзким.
Том выписал чек на имя Хьюго Винсента Мартинеса. Его полное имя он посмотрел заранее, чтобы не возникло никаких проблем с переводом.
Сумма уйдет с персонального банковского счета Тома. «Маккларен инкорпорейтед» тут ни при чем. Как и родные сестры. Денежный расчет исключительно между ним и Мартинесом, как пожелал бы Уайти.
Том протянул чек на тридцать тысяч долларов ровно.
Мартинес нахмурился:
– Мы говорили о тридцати пяти.
Ну конечно тридцать пять. Преуспевающий и во всех отношениях начальственный гринго совершил глупую ошибку.
Чувствуя, как у него пылают щеки, Том разорвал чек и выписал новый, на этот раз как подобает.
Мартинес внимательно проверил, сложил чек и спрятал в конверт. Нашел бутылку пива, выпил из горлышка, вытер влажные усы краем ладони. А потом холодно произнес:
– Я не стану его обналичивать. Сохраню на память. Если вы или кто-то из вашей семьи подойдет ко мне и попытается меня запугать или станет мне угрожать, я покажу этот чек Джессалин и расскажу ей о вашей «сделке». Я раскрою перед ней ваше мелочное сердце. Что вы ее не любите и не уважаете. Вы, в сущности, ее не знаете. Я раскрою то, чего бы вам не хотелось раскрывать. А посему советую вам больше никогда не пытаться этого повторить.
Хьюго Мартинес спокойно, с достоинством поднялся. Бросил на стол купюру, взял свою шляпу, развернулся и пошел прочь, а Том глядел ему вслед, настолько огорошенный, что до его сознания пока не дошел смысл услышанного.
Коса
Как же это хорошо – коса. Ощущать тяжесть между лопаток, как будто кто-то положил утешающую руку.
Мама, о боже, что ты сделала с волосами? Ты стала похожа на хиппи или индианку. Это уже не ты.
Джессалин, можно мне потрогать? Она настоящая? И цвет тоже?
У вас прекрасные волосы, миссис Маккларен! Белые как снег.
Ей оставалось только улыбаться на эти комплименты, которые с началом новой жизни она слышала все чаще. И недоумевала: чем так хороши белые волосы? и почему как снег?
А еще коса такая мягкая. Вы ее чудесно заплетаете. Сейчас так редко можно увидеть женщину вашего возраста с косой… Медсестра ворковала с Джессалин, дрожавшей в темно-зеленом хлопчатобумажном небрежно завязанном на груди халатике на голое тело. Старалась заражать ее своим энтузиазмом, воодушевлением в этом леденящем ужасе.
С опозданием подумала о совершенной ошибке: не надо было намекать на возраст.
Но Джессалин ответила легким смехом и поблагодарила.
Испытывая смущение. Застенчивость. За долгую жизнь она научилась вежливо уходить от комплиментов по поводу ее внешности, осанки, одежды – всего, что бросалось людям в глаза, и они считали необходимым выразить свою оценку. С какой стати?
Если ты женщина и особенно если в детстве ты была прехорошенькой, тебя заваливают комплиментами, похвалами, слащавым вниманием, давящим и удушливым, как ладонь, которой тебе заткнули рот. Молчи и слушай. Сейчас мы
