Ночь, сон, смерть и звезды - Джойс Кэрол Оутс
Большинство фотографий – черно-белые уличные портреты, сделанные в разных заморских городах. Очень уж много печальных лиц, необычных, ни на кого не похожих, крупным планом, люди в особых нарядах, на фоне местной архитектуры – на то, чтобы разглядывать каждую, у Лорен не было времени. В своем дерганом состоянии она спешила обойти галерею, не имевшую окон. Главная мысль – чтобы пальцы сами не полезли под вязаную шапочку и не стали выдергивать волосы – отвлекала от экспозиции. Она обратила внимание на цены: каждая фотография – триста долларов. Совсем обнаглел. Она уже прокручивала в голове то, что скажет Беверли и Тому: Этот Мартинес слишком высокого мнения о себе. Явно переоценивает! Под конец она увидела фотографию автора – совершенно не таким она его себе представляла. Почему-то ей казалось, что он должен напоминать старого рабочего по имени Марко (фамилию забыла), который стриг их газон еще при Уайти; правда, он был итальянцем.
У этого Мартинеса очень темные цепкие глаза, кожа теплого кофейного оттенка, скуластое индейское лицо с орлиным носом, морщины на щеках и вокруг глаз. Густые волосы зачесаны назад таким петушиным гребешком. Крестьянская с виду белая рубаха из тонкой ткани вроде муслина расстегнута на груди. На шее золотая цепочка. Темные глаза – как омуты. Лорен уже подмывало хмыкнуть, но не получилось.
Откровенная сексуальность, вызывающее мужское начало.
Это любовник их матери? Обалдеть.
Что бы подумал Уайти! Его душа оцепенела бы при одном взгляде на этого Хьюго Мартинеса.
Если они с матерью поженятся, то он станет ее отчимом. От этой мысли Лорен содрогнулась.
«Повстанческая художественная галерея» расположилась в помещении бывшего супермаркета на ничейной земле в восточной части Хэммонда. Это место не назовешь ни городским, ни загородным, такой бесхозный заброшенный участок, примыкающий к заколоченному досками железнодорожному депо. Из трещин на тротуаре повылезали побеги. А при этом на задах детсада шумно развлекаются малыши. И вот это соучредил Хьюго Мартинес? До уровня «Маккларен инкорпорейтед» как-то недотягивает. Владелицей галереи оказалась ровесница Лорен с мелированными, в лиловую полоску волосами до бедер, в индейском одеянии до лодыжек. В носу и левой брови серебряные колечки. На костлявых руках побрякивают браслеты. Само появление Лорен в абсолютно пустом помещении и брошенная ею реплика «Очень интересно» явно порадовали владелицу.
– О да. Хьюго Мартинес не просто «интересный», берите выше.
– Вы знаете фотографа? Лично?
Женщина рассмеялась. Лорен готова была поклясться, что ее обветренное лицо покрыл румянец.
– Хьюго знают все.
– И что о нем известно?
– Что он… Хьюго.
– Его уважают? Его любят?
– Да, конечно. Хьюго – один из самых успешных фотографов Хэммонда. Он получил… вот-вот получит… международное признание.
Лорен это обязательно процитирует: Он получил… вот-вот получит… международное признание.
– Но я вижу, что его фотографии не очень-то продаются. Судя по красным точечкам на стене…
Из примерно трех десятков фотографий ушли только шесть.
– Ну… я уверена, что копии уже разошлись. Это ведь не самые последние работы. У нас маленький кооператив… покупатели здесь редкость.
Кажется, приязни к посетительнице у женщины с мелированными волосами немного поубавилось, хотя никакой враждебности или насмешки она не выказывала.
– Вы местная, мадам? Если вы живете здесь, то могли слышать о Хьюго Мартинесе.
– Местная? Нет, что вы.
– Вы репортер? Или критик?
– Нет. Мне просто интересно.
– Интерес к фотографиям?
Лорен задумалась. Сказать «да» – значит подвергнуть себя риску что-нибудь приобрести, а сказать «нет» – значит грубо оборвать разговор.
– Мне интересно искусство в целом. – В ней поднималась волна, связанная с надеждой, вызовом самой себе. – Мне интересна жизнь.
Лорен задержалась, словно обдумывая, какие работы купить. И даже спросила, можно ли оплатить кредитной карточкой, на что длинноволосая ответила: «Да, конечно». Но тут выяснилось, что в бумажнике нет кредитки, как нет и трехсот долларов наличными.
– Извините! Как-нибудь в другой раз.
Она с улыбкой покинула галерею. И остаток дня чувствовала себя превосходно.
Он похож на Че Гевару. Этот Мартинес, с которым встречается мама.
Че… кто?
Че Гевара. Я о мужчине, который видится с мамой.
О кубинце?
Вообще-то, он пуэрториканец.
Какая разница? Разве это не Карибский бассейн?
Он похож на Че Гевару, коммуниста-революционера, вот о чем я тебе говорю.
Кто на кого похож?
Беверли, черт тебя подери! Ты что, никогда не слышала о Че Геваре, знаменитом аргентинском герое-революционере?
Аргентинском? Значит, этот тоже из Аргентины?
Я тебе уже сказала: он из Пуэрто-Рико, это часть американской территории.
Какое это все имеет отношение к человеку, о котором мы говорим?
Я пытаюсь тебе объяснить, что мамин друг, Мартинес, похож на Че Гевару, только усы у него побольше и он постарше… то есть старше, чем Че Гевара на фотографиях.
Лорен… ты что, с ним встречалась?
Да нет же! Господи. Я этого не говорила. Бев, ты пьяная?
Это ты пьяная! Что ты мне звонишь в такое позднее время и устраиваешь идиотские разборки?
Вообще-то, ты мне позвонила, а я перезваниваю. Ты оставила с десяток записей на автоответчике, и я стараюсь быть вежливой.
Пошла ты знаешь куда со своей вежливостью.
Бев, пожалуйста. Я пытаюсь с тобой поговорить…
Ты как ядовитый плющ. После этого я вся покрыта сыпью.
Послушай… Мартинес не такой, каким мы его себе представляли. Может, ему и нужны мамины деньги или ее социальный статус, но у него точно есть своя карьера. И репутация.
Ты с ним встречалась?
Нет! Я же тебе только что сказала.
Но ты его видела? Своими глазами?
Я сходила на выставку его фотографий в Ист-Сайде. Видела его собственные фото в захудалой галерее под названием «Повстанческое искусство».
Что ты там делала?
Я же говорю: пошла посмотреть его выставку. Ты можешь выключить чертов телевизор?
Лорен, тебе удалось узнать? Они любовники?
Я спросила у Вирджила. Он единственный, кто хоть что-то знает, но он, черт бы его подрал, отказывается обсуждать дела нашей матери.
Он друг Монтереса…
Мартинеса. Нет, они не друзья. Мы можем приехать к матери и спросить ее в лоб, что происходит…
Но… что, если и он там окажется?
Еще лучше. Заодно и познакомимся.
Нет. Я пока не готова.
Не говори глупостей. Мы должны поговорить с мамой… по душам.
Разве Том не обещал поговорить с Монтересом? Предложить ему деньги, чтобы он свалил?
Забудь про Тома. Ты, что ли, его не знаешь? «Я этим займусь». Ага. Ни разу мне не позвонил.
Но… о господи… я не могу задавать маме такие вопросы, Лорен.
Тебе проще, ты замужняя.
При чем тут это?
Ну не знаю… вы обе рожали.
Что ты несешь?
Послушай, я ни о чем не могу ее спрашивать. Только ее расстрою.
Я тоже.
Но она должна знать правду. Мы ведь желаем ей счастья…
Да? Ты в этом уверена?
А разве нет?
И снова ее поблескивающий сталью «сааб» пересекает три полосы на автостраде Хенникотт под какофонию
