Ночь, сон, смерть и звезды - Джойс Кэрол Оутс
Продавщица сделала вид, что ничего не заметила, но Лорен была настолько деморализована, что покинула магазин, ничего не купив.
Мои враги торжествовали бы. Хорошо, что они пока не знают.
Трудно перестать выдергивать дурацкие волосы, если ты (по большей части) за собой ничего такого не замечаешь. Как можно сознательно покончить с вредной привычкой, когда ты этого не осознаешь?
Дело дрянь. Она уже стала находить клочья волос в постели.
Ходить дома в шапочке? Это ее спасет?
Увы, ее неуемные пальцы без труда залезали и под шапочку, стоило ей только рассредоточиться.
Сидеть за компьютером в перчатках? Достаточно толстых, чтобы неудобно было нащупывать волосы.
К ужасу Лорен, не только на рабочем столе, но и в постели стали обнаруживаться клочья волос. Даже перчатки не помогали.
На голове появились лысые прогалины размером с квотер.
А как насчет варежек? Нет, в варежках невозможно печатать.
Лорен с неохотой начала отращивать волосы. Более традиционный вид обычной женщины. Зато теперь легче прятать залысины, их можно зачесывать.
Она твердо решила покончить с вредной привычкой. Это не подобает человеку ее статуса и чувства собственного достоинства.
У ее болезни есть название – трихотилломания (не путать с еще более отвратительным трихинеллезом). Она не сомневалась, что школьницы-дурочки и волосы рвали, и вены себе резали, и голодом себя морили, пока не превращались в ходячих скелетов, и напивались всякой дряни, после чего их выворачивало наизнанку в школьном туалете и в раковинах случались засоры. «Неужели так трудно сблевать в унитаз?» – возмущалась она в разговорах с техническим персоналом.
– Лорен? Что это? – Беверли таращилась на ее вязаную шапчонку, обтягивавшую голову наподобие шапочки для купания. Теперь Лорен ходила в ней не только на улице, но и в школе и вообще в публичных местах.
Она раздраженно ответила сестре, что у нее на голове что-то вроде экземы.
– Это не тема для обсуждения.
– Не лучше ли повязать шарфом? Сделай себе такой тюрбан. Или надень золотисто-алую бейсбольную кепку. Ребята будут в восторге.
– Я не стараюсь понравиться школьникам, Беверли. Мы можем сменить тему?
Беверли посмеивалась. «Гестаповка» хэммондской школы в какой-то жалкой вязаной шапчонке, какие носят онкологические пациенты, проходящие курс химиотерапии.
Сестры встретились, чтобы за быстрым ланчем обсудить роман Джессалин с «этим ужасным кубинцем-коммунистом», поскольку она продолжает появляться с ним на публике, невзирая на сильное неодобрение ее детей.
– Я ей: «Мама, о вас уже говорят люди! Что бы сказал Уайти!» А она молчит, ни словечка. Я ей: «Мама, ты меня слышишь?» Мне даже показалось, что она положила трубку. Но тут она заговорила, тихо так и печально, словно сдерживая слезы: «Это моя жизнь, Беверли. До свидания».
Лорен покачала головой. Недавно у нее был похожий опыт. Ужасно огорчительно. И так не похоже на их мать.
– Совсем невыносимо будет, если этот ужасный тип к ней переедет. В наш дом!
– Думаешь, он там уже ночует?
– Я тебя умоляю. Даже думать об этом не хочу.
– По-твоему, мама его… любит?
– Ты же знаешь маму. Она всех любит, а люди этим пользуются.
Сестры замолчали, обдумывая ситуацию. Сама вероятность того, что их мать шестидесяти одного года (или Джессалин уже шестьдесят два?) занимается любовью с мужчиной, казалась отталкивающей, омерзительной.
Подростками они сильно смущались, видя, как их родители целуются или просто держатся за руки. А от мысли, что у папы и мамы бывает секс, их бросало в дрожь.
– Мне кажется, что мама больше не… этим не озабочена… ну, ты меня понимаешь.
– Господи, Беверли! Я же тебя просила, довольно.
– Зато они вместе совершают туристические вылазки. Можешь себе такое представить? Наша мать – и туризм!
– Если честно, нет. Ты это серьезно?
– Их видели в Пирпонт-парке, на утесе. Пожилая пара.
– Вот бы папа удивился! Его «туризм» ограничивался площадкой для гольфа.
– Нет, он любил прогуляться по городу. В обеденный перерыв. Один. И никаких туристических вылазок.
Они снова задумались. Мозг затянула легкая паутинка, но через секунду он снова очистился.
– От Тома пока никакой пользы, – мрачно заметила Беверли. – Даже не помог избавиться от этого паршивого кота.
– Чертов кот! С него все началось.
– Я думаю попросить Тома сделать решительный шаг… встретиться с этим мужчиной и предложить ему деньги, чтобы он только оставил нашу мать в покое. Что скажешь… Это Стиву пришла в голову такая мысль. Может, говорил не всерьез, но он знает, как мы переживаем…
Беверли ушла в себя. Вообще-то, ее муж грубовато пошучивал по поводу ее зацикленности на родственниках, он считал это одновременно диким и бесполезным.
– Пусть все делает Том. Не мы. Этот Родригес – латинос, а они все мачо и презирают женщин. – Лорен просунула два пальца под вязаную шапочку и в рассеянности подергала волосы на виске. – Сколько, по-твоему, мы должны ему предложить? Пять тысяч?
– Пять тысяч? Да он уверен, что у нее миллионы.
– Десять? Двадцать?
– Это может его только разозлить и усугубить ситуацию. Если он все расскажет матери…
– Том придумает, как лучше сделать. Он ловкий бизнесмен и знает толк в сделках.
– Как бы не вышло хуже. Вроде шантаж. Этот тип может взять деньги, а затем потребовать еще. Шантаж – он же всегда идет по нарастающей?
– Перестань уже! Вечно от тебя один негатив. Неужели ты не понимаешь: мы должны что-то сделать, чтобы спасти маму.
Беверли молча пялилась на сестру, отчего Лорен сделалось не по себе. И когда она спросила, в чем дело, та как-то нерешительно произнесла:
– Ресницы, Лорен. У тебя почти не осталось ресниц.
* * *Пошел пятый год с тех пор, как она директорствует в средней школе Северного Хэммонда. И она себе поклялась, что это будет год ее триумфа.
Главная (публичная) цель: подняться в школьном рейтинге штата Нью-Йорк на двадцать пятое место (а то и выше).
Главная (личная) цель: получить медаль «Заслуженный преподаватель» от Национального совета публичного образования, награду, которая до сих пор не присваивалась ни одному школьному администратору в Хэммонде и окрестностях и на которую ее выдвинули (у Лорен были основания этому верить) в прошлом году.
Первый академический год без Уайти. Скоро будет первая годовщина его смерти.
Она выдергивает волосы из своей замученной, ноющей головы. Выдергивает ресницы. Испытывая панику, внутреннюю пустоту. Приступы тошноты. Что с ней происходит?
Дорогая, у тебя все получится. Главное, не сдавайся, как это делал я.
– Доктор Маккларен?
– Марк, пожалуйста. Просто «Лорен».
С ним она держалась исключительно по-дружески. Тепло, бесхитростно. Вот почему этот человек никогда не поверит распространяемым о директрисе гадостям. Он всегда будет ее защищать до последнего.
Это входило в стратегию Лорен: каждую осень делать ставку на молодого учителя, которого она будет выделять из общей массы. Нередко в их число попадали мужчины до тридцати или чуть старше – привлекательной наружности, обходительные и смотрящие ей в рот, как казалось Лорен.
Чаще всего неженатые. И без пары, насколько она могла судить.
Всего в школе Северного Хэммонда было сто девять
