Давай никому не скажем
— Когда я приехала, ты по-другому пела, благодарила. С хлеба на воду перебивались же. Думаешь, он, — кивнула на Колю, — будет тебя до конца дней обеспечивать? Я не знаю, где он взял столько денег, но когда вы все пропьете, то сразу же вспомнишь о дочери, только я уже не приду тебе на помощь.
— Да и больно надо. Хочешь уйти? Скатертью дорожка, обойдемся без тебя, — зло выпалила мать, убрав с лица выпавшую в запале прядь. Лицо пошло красными пятнами, глаза лихорадочно блестели. Коля выглядывал из-за ее спины, ехидно посмеиваясь.
Стало невыносимо больно, сердце сжалось от плещущей через край обиды. Чем я заслужила подобное к себе отношение?! За что?
— И уйду. Вот решу, куда уйду, и все, — твердо процедила я, стараясь не разрыдаться. Нет, никаких слез, ни за что не доставлю им такой радости!
— Пойдем, Галя, выпьем, идем, — Коля похлопал мать по плечу, уводя ее в дом. Та, гордо задрав подбородок, громко хлопнула дверью.
Подняла с пола свою сумку, надела ремешок на плечо. Нет, здесь я больше не останусь! Ни за что! Лучше перееду к Тимуру. Да, не хочется, но и оставаться тут уже невозможно. Пусть живут, как хотят, делают, что хотят, я умываю руки.
Со скрипом открылась коридорная дверь: стряхивая с плеч капли дождя, вошла Ника. Увидела меня и замедлила шаг. Окинув недобрым взглядом исподлобья, опустила голову и молча прошла мимо.
Господи, а перед ней-то я в чем провинилась?
— Ты почему так поздно с колледжа?
— Гуляла, — буркнула она, скидывая грязные кеды. — Снова бухают? — кивнула на дверь.
— Да. Закройся в комнате до моего прихода и никому не открывай.
— Разберусь, — повесив куртку на гвоздь, Вероника смело шагнула в прокуренную комнату.
Моментально окатило чувство вины. Я-то перееду к Тимуру, а Ника? Как я ее здесь оставлю? Но и не везти же ее с собой. Боже, ну за что? Почему свалилось столько всего и сразу?
Время было только половина пятого, у Набиевых я должна быть к шести. Ужасно не хотелось появляться у них сегодня, тем более в таком виде. Я даже не переоделась, так и осталась в застиранной с утра юбке. Но и заходить туда, в дом, где полно неприятных людей, где собственная мать с радостью готова променять родную дочь на любовника-алкаша — желания не было. Только не сейчас. Уж лучше на остановке просидеть эти полтора часа, чем слышать прокуренные голоса и смотреть на пропитые лица. Хотя на кого я сама сейчас похожа?
Взглянула на свое отражение. Из маленького, забрызганного каплями зеркала над умывальником на меня смотрела бледная непричесанная замухрышка. Хотела заново накраситься, переодеться, чтобы выглядеть как человек... а теперь все планы коту под хвост. Открыв воду, подставила ладонь под струю и, почерпнув, сделала несколько глотков. Во рту остался привкус железа.
Прихватив с подставки для обуви зонт, вышла на лестничную клетку и, захлопнув дверь, сразу же оказалась в кромешной темноте.
Кто-то снова выкрутил лампочку! Аккуратно ступая, чтобы не попасть каблуком в трещины на дощатом полу, направилась к выходу, как вдруг ощутила на своем запястье чью-то крепкую хватку.
Сердце подпрыгнуло куда-то к горлу, не давая сделать вдох, ноги превратились в вату. Сразу же вспомнила все страшилки о маньяках, насильниках и убийцах, представила, как буду отбиваться и уже приготовилась что есть мочи заорать, как вдруг услышала возле уха тихое сопение:
— Мне не нравится, когда со мной огрызаются, поняла?
Это Толик. Господи, спасибо, это всего лишь Толик! Из груди вырвался вдох облегчения.
Сдавив сильнее запястье, он снова прошептал:
— Надеюсь, впредь ты будешь относиться ко мне более уважительно. Иначе...
— Иначе что? — набравшись смелости, спросила у едва различимого в темноте силуэта.
— Увидишь, — коротко бросил он и отпустил руку.
В это его «увидишь» было вложено столько злости и неприкрытой угрозы. Стало не по себе. Стало страшно. Толик никогда мне не нравился, но только сегодня я по-настоящему его испугалась.
Растирая запястье, выбежала на улицу. Дождь мелко моросил, протыкая лужи миллиардами иголок. И куда теперь идти? Что делать? Раскрыв зонт, побрела к автобусной остановке. Доеду до «долины нищих», а там посмотрим. Лишь бы подальше отсюда.
Поворачивая за угол разрушенного гастронома, зачем-то обернулась на коммуналку: на первом этаже, в оранжевом прямоугольнике кухонного окна, сидел Толик и смолил сигарету. Он смотрел мне вслед и криво ухмылялся.
