Давай никому не скажем
Господи, какой позор! Надо же, сколько всего свалилось с самого утра: розыгрыш с телефонным звонком, потом юбка эта дурацкая, Денис Павлович увидел в неглиже, а в довершении сорванная пара. Не скрывая презрения, Курага отчитывала потом в кабинете, что впредь нужно быть собраннее и не придумывать своим промахам дурацких оправданий. Очередная порция унижений.
Ну почему, почему так сложно поверить в то, что я рассказала? Это же чистая правда! Да, правда нелепая, но все же. Невольно закралась мысль, что все это было подстроено специально, не бывает в жизни так много настолько идиотских совпадений!
Домой я бежала с невероятным облегчением, даже эта обшарпанная халупа казалась сейчас желаннее стен колледжа.
Добравшись наконец до коммуналки, сразу же услышала внутри комнаты звуки шумного застолья. Открыв дверь, едва не столкнулась с бомжеватого вида мужичком в полосатой майке-алкоголичке. Тот окинул меня сальным взглядом и, пропуская в дом, специально прижался как можно теснее.
— Здрасьте, — выдохнул он, обдав парами алкоголя и лука.
В комнате было не протолкнуться: за обеденным столом, выдвинутым на середину комнаты, восседали какие-то люди, которых я видела впервые в жизни. Все пьяные, неопрятные. Отовсюду слышался громкий смех, перемежающийся крепкими выражениями.
Во главе, в новой мятой рубашке, сидел Коля, а мама, как радушная хозяйка, суетилась возле, подрезая в тарелку сырокопченую колбасу. Взглянув на сам стол, я буквально опешила: дорогая водка, сало, красная рыба, овощи, салаты.
— Мама, можно тебя на пару слов? — процедила я, игнорируя чью-то хриплую брань.
— Красавица, ты откуда такая? Садись, не стесняйся, — ощерился лысый мужик, обнажая «золотые» коронки. Двинув тощим бедром, освободил край стула и похлопал на появившееся место рядом с собой. На его руке не хватало двух пальцев, а на костяшках оставшихся блекло выделялись синюшные наколки в виде цифр.
— Мама! — нервно повторила я и вышла в коридор.
Хотелось рвать и метать от злости и бессилия. Сколько раз я просила ее не таскать в наш дом неизвестно кого, и, конечно, в очередной раз она наплевала на мои просьбы!
Дверь следом открылась, и на пороге появилась мама. Только сейчас я рассмотрела на ней новое черное платье в огромные красные маки. На спине на длинной тонкой нитке висел ценник.
— Сколько? — округлила глаза, не поверив увиденному. — Откуда такие деньги?
Глаза мамы виновато забегали.
— Ой, снять забыла, растяпа. Так это Николаша мне подарил, в честь своего дня рождения. У него же сегодня юбилей — пятьдесят лет. Вот, позвали друзей. Надо же отметить праздник по-человечески, да, доченька?
— Я спрашиваю: откуда деньги? На подарки, на шикарное застолье? Ты видела, в чем твоя младшая дочь в техникум ходит? А ты вместо того, чтобы заботиться о своем ребенке, кормишь шайку алкашей? И чем кормишь — рыба, колбаса? Где взяла деньги? — я буквально кричала от негодования, не стесняясь быть услышанной.
— Так это... Коля... Николаша все купил, — заикаясь, затараторила мама.
— Не знала, что Николаша у нас миллионер под прикрытием. Что же он тебя в особняк свой не заберет, а живет в тесной коммуналке?
— А ты деньги его не считай! — осмелела мама, подняв на меня осоловелый взгляд. — И вообще, я мать твоя, не смей голос повышать!
— Я-то помню, кто моя мать, а вот ты, видимо, забыла, на чьи деньги живешь.
— Ты это, Ян, не кипишуй, — вмешался Толик, выглянув из своей комнаты. — Пусть люди погуляют. Присоединилась бы лучше к веселью.
— А тебя вообще никто не спрашивает! Иди дома жену свою строй и ей указывай, — огрызнулась, прогнав его взмахом руки.
— Слышь, малая, ты давай рамсы не путай, не забывай, с кем разговариваешь.
— И с кем? С бывшим зэком? Или зэков бывших не бывает?
— Янусь, ну чего ты? — подоспел шатающийся Коля.
— Я тебе не Януся, понял? — вскинулась я. — И настоятельно прошу в ближайшие дни собрать свои манатки и свалить из моей квартиры!
— Никуда Николаша не поедет, еще чего, — вышла вперед мать, загородив собой именинника. — И вообще, не ты эту квартиру снимала, не тебе и решать, кому здесь жить!
— Так если бы ты не пропила нашу квартиру, вообще ничего не пришлось бы снимать!
— Я ее не пропила! Аферисты забрали за долги, сволочи!
— А в долг брала на что? Господи, мама, только посмотри, в кого ты превратилась? Кого называешь своими друзьями? Этот сброд твои друзья? Воняющие перегаром грязные бездельники? Тебе самой не стыдно? — Против воли слезы сами навернулись на глаза. Вся злость куда-то мигом ушла, уступив место жалости к самой себе.
— Ты погляди-ка, какие мы стали, — ехидно растянула мать, уперев руки в бока. — И давно это мы себя к сливкам общества причислять начали? Друзья ей мои не нравятся, гляньте-ка! Общалась там поди в своей Москве с одними богачами? Вон, тряпок сколько привезла дорогих, ремонт сделала. А где деньги взяла на это все? Ноги раздвигала направо и налево, вот и подзаработала!
Коля с Толиком глумливо ухмыльнулись, явно наслаждаясь сценой моего унижения. Я давно этим двоим поперек горла со своим порядком и запретами, плевать. Но родная мать… И говорит такое! Не хотелось выносить сор из избы, да разве можно что-то скрыть здесь, в коммуналке с картонными стенами.
