Повесть о десяти ошибках - Александр Шаров
Утро разгорается, дом оживает. Во дворе старшие ребята играют в лапту. Бита ударяет по чижику, и он летит вдаль.
Я стою напротив дверей Лили, моей двоюродной сестры, и наблюдаю за игрой. За стеной послышались звуки рояля. Поверх них поднимается прекрасный женский голос. Это поет Лилина мать, тетя Ева.
Пение обрывается, тот же голос визгливо кричит:
— Если бы не твоя проклятая трусость, я бы уж давно…
— Пела в Ла Скала?! Ха-ха-ха. — Муж тети Евы не смеется, а раздельно, с паузами, низким рокочущим басом выговаривает: — Ха-ха-ха… Успокойся! Надоели вечные истерики. А кто, разреши поинтересоваться, уговаривал меня ехать в дурацкие Санта Бродицы?.. Те же три сестрицы!..
— Ты! Только ты! — Тетя Ева плачет.
— В желтый дом попали бы вы, мадам, в любом цивилизованном государстве, а не в Ла Скала. Уж поверьте!..
Рыдания постепенно затихают. Снова звучит рояль, стелет колдовскую лестницу — вверх, вверх…
…Скрипнула дверь за спиной, звонко, как скворец, скрипнула доска под легкими шагами, коротко вздрогнули и прогудели басовой струной перила: это Лиля оперлась на них. Я не поднимаю глаз и все-таки угадываю каждое ее движение — с того момента, когда она выскользнула на балкон.
Другие — выходят, а она именно выскальзывает[1] — из дверей своей комнаты, из темноты гостиной, из-за угла улицы, из арки ворот, из сна…
А вот теперь из дальнего-дальнего прошлого.
Выскользнула и стоит у перил — в цветном сарафанчике, только выстиранном, пахнущем мылом, солнцем, горячим утюгом, с тоненькими бретельками на не тронутых загаром плечах.
Ребята бросили играть и шепотом переговариваются, изредка бросая взгляды на балкон.
— Пр-р-р-резираю мальчишек! — громко, чтобы услышали во дворе, говорит Лиля.
— И меня?
Она не отвечает, но улыбка ее может означать только: «Ты не в счет!»
Ребята поднялись на балкон и приближаются к нам. Красивым, ленивым и долгим движением Лиля подносит руку ладошкой к лицу.
— Что же сказало зеркальце… твоей Женечке?
Это такая игра. Она повторяется день за днем; я боюсь ее, но избежать участия в ней, соучастия — не умею.
— Зеркальце сказало: «Ты прекрасна, спору нет… но есть на свете…» — Она по-прежнему держит ладошку у лица, но глядит не в «зеркальце», а на меня, этим своим прищуренным, уменьшающим взглядом. — Да?! Так оно сказало?..
Почему-то я не вступаюсь за тетю Женю. Лиля перебрасывает длинную косу со спины на грудь, приоткрывает дверь комнаты и, переступив порог, неприметным движением зовет меня.
…Ступая словно в танце, Лиля ходит от темного угла рядом с дверью, где на полу сидит большеглазая кукла, тоже одетая в сарафанчик, с голубой лентой, вплетенной в волосы из пакли. Когда следишь за Лилей глазами — кружится голова.
Дойдя до угла, она нагибается, щелкает куклу по носу: «Вот тебе!» — потом гладит по голове и идет обратно к окну. Кукла счастлива. Может быть, счастлив и я.
— Кем ты будешь? — спрашивает она.
— «Маской смерти», — открываю я заветную мечту.
— Борцом? Который в цирке?
Я киваю.
— Ну что ж… — И пренебрежительно: — Ты ведь еще подрастешь… Может быть… — И останавливаясь прямо передо мною, понизив голос до шепота: — А я стану знаешь кем? Маркизой! — И после паузы: Смотри. Женьке не проболтайся!
— Почему?
— Она большевичка!.. Клянешься молчать?..
— Клянусь!
— Мы поедем в Италию, в Милан, — шепчет она. — Я войду во дворец. Маркиз пригласит меня на вальс…
— Как принц Золушку?..
— Чем я хуже Золушки?! И мы будем танцевать всю ночь. А потом маркиз скажет: «Станьте моей супругой — маркизой, иначе я умру от горя». — На Лилином лице выступает румянец, глаза разгорелись. — «Станьте моей супругой! Вы согласны?» — нетерпеливо повторяет она, все еще стоя на одном колене и протянув ко мне руки; сияющая, захваченная игрой. — Ну! Отвечай же!
Я молчу.
— Говори — «да», «си», глупый мальчишка!
— Да! Си! — покорно, но с каким-то неприятным, болезненным чувством отвечаю я.
— Паинька, — поднимаясь, другим, скучным голосом говорит Лиля и снова танцующей походкой пересекает комнату — от темного угла, где сидит кукла, к окну и обратно. Вдруг она останавливается и, взглянув на меня, приказывает: — Закрой глаза, считай до шестидесяти. Я спрячусь, и если ты найдешь… Да ну же — поворачивайся к стенке! Вот так…
— Если найду?
— Тогда ты выиграл пари а’дискрисьон! Понимаешь?! Какое хочешь желание!
— Раз… два… три… — про себя считаю я. Слышны звуки рояля, голоса ребят — там, за дверью.
— Пятьдесят восемь… пятьдесят девять… шестьдесят…
Отнимаю руки от лица и оглядываю комнату: кровать, кукольный уголок, столик у окна, шкаф с неплотно прикрытыми дверцами.
Я знаю, что она в шкафу — больше спрятаться негде, — знаю, но бесцельно брожу по комнате. Наконец приближаюсь к шкафу; медленно, против воли, тяну дверцу. Темнота в шкафу редеет. Уже различимы Лилины платья на распялках. Из глубины шкафа пахнуло живым теплом.
Платья как бы сами собой раздвинулись, показалось Лилино лицо, сейчас странно серьезное, даже испуганное.
— Нашел? — еле слышно говорит она.
Я молчу.
— Ты всегда будешь искать меня?
Я молчу.
— Ну что ж — выиграл. Загадывай желание, — выходя из шкафа, говорит Лиля обычным насмешливым тоном.
Я молчу.
— Не можешь?! Пойди посоветуйся с Женькой твоей. — Она подталкивает меня к двери.
Должно быть, ребята слышали все, что говорилось в комнате; теперь, когда я очутился среди них, они наперебой выкрикивают то, что произносилось там, под аркой ворот:
— Скажи ей!.. Пусть маркиза…
Ими владеет потребность посчитаться с Лилей. За что? За то, что она «пр-р-резирает мальчишек»? За то, что она самая красивая девочка в нашем доме, а может быть, и во всем местечке?..
Ребята выкрикивают «слова». На свету, на летнем солнце, поднявшемся уже довольно высоко, они звучат иначе — грязнее, грознее, чем там, под воротами в сырой полутьме.
И странно, даже сейчас, в воспоминаниях, трудно признаться себе, что беспричинное мстительное чувство охватывает и меня, что и я вслед за другими выкрикиваю «слова».
А потом на другом конце балкона показался кто-то из взрослых и ребята разбегаются. Дверь Лилиной комнаты полуоткрыта, я вхожу в нее. Лиля стоит у стены, будто вдавленная, впечатанная в нее.
Но вот она с усилием отделяется от стены. Идет к кукольному уголку. Плечи у нее сведены, ступает она тяжело, всей ступней. Постояла, потом подняла куклу, почти вплотную приблизилась ко мне и бьет меня куклой по