Сад на краю (СИ) - Lillita
«Не слишком ли далеко я заглядываю? Я даже не могу быть уверена, есть ли у меня будущее. Вернусь ли в следующий раз или всё-таки останусь лежать навеки на очередном дне. Но если будущее есть… Была не была! А если его нет – тем более».
Хватит топтаться на месте. Почему она может броситься под машину, но не может отбросить сомнения и дать ответ, к которому тянется душа? Почему мучает затянувшимся молчанием, тем самым заставляя пожалеть о с трудом давшихся словах?
– Давай. Давай попробуем. И для начала… Может, обнимемся? – предложила осторожно. – Вот так просто. Без тех причин, которые раньше к этому приводили.
Придавая словам весу, Азалия села вполоборота и развела в стороны руки. Она не представляла, откуда взяла смелость для проявления инициативы, но надеялась, что той хватит ещё ненадолго. Потому что её смущение – преграда куда меньшая, чем сомнения Рона. Чтобы они отступили, нужно побыть ведущей.
Рон придвинулся, избавляясь от того немногого разделявшего их расстояния, что позволяло оставаться «просто друзьями». Он медлил. Действовать осознанно куда сложнее, чем подчиняться эмоциональному порыву. Азалия почувствовала руки, мягко и несмело лёгшие на спину – совсем не так, как ранее перед больницей.
Она ткнулась носом в ключицу и закрыла глаза. Сколько бы они ни обнимались, каждый раз Азалии чудилось в этом действии что-то отчаянное. Страх и обречённость. В том числе сейчас. Боязнь разжать руки и упустить даже в моменты, когда Рон просил оттолкнуть. Право слово, разрываться от противоречий никому на пользу не шло. Как и постоянное предчувствие потери.
– Я никуда не денусь.
«Сегодня», – закончила мысленно, словно так слова станут меньшей ложью.
***
После предложения обняться в голове разлилась звенящая от замешательства пустота. Сделать это осознанно? Не потому, что не удалось вовремя остановить своевольное тело? Рон придвинулся к Азалии. К хрупкому беззащитному цветку, доверчиво открывшемуся ему. Как же… Неправильно и позорно, что именно она продолжает делать шаги навстречу.
Вот только она едва ли способна кому навредить, скорее сама же поранится. В отличие от него. Шагнёт неосторожно, хрустнет под ногой тонкий стебель. И всё. Пяться не пяться, не исправишь ничего. Принеся себя в чью-то жизнь, Рон обязательно принесёт проблемы. Они оставят пятна и шрамы, которые не исчезнут после его ухода.
Рон боялся навредить не только морально, но и физически. Действуя на эмоциях, он не успевал подумать, насколько слабое создание сжимает. Что не умеет держать в руках маленьких птичек, потому что привык к тем, которые не то что не сломаются от случайно допущенного усилия – легко отобьют руку и вырвутся.
Он не был груб в отношениях, если только не просили об обратном, но и нежности никогда особо не проявлял. А ещё никогда не волновался настолько сильно. Потому что для волнения нужна искренность. Нужно переживать о чужом мнении. А откуда бы это взялось, когда он имел дело с очередной заменой, глушилкой для настоящих чувств в лучшем случае на сезон?
Чутьё не обманывало Азалию. Чем дольше они находились рядом, чем больше шагов делали к моменту, когда отношениям придётся дать другое – вполне конкретное – название, тем сильнее Рону хотелось… Не просто прикоснуться – обнять и больше не отпускать. Казалось, стоит разжать руки, и она пропадёт. Снова. Опять уйдёт туда, откуда не вернётся. Не в этой жизни.
– Я никуда не денусь.
«Врушка. Всегда деваешься», – сложно сказать, какой именно части души на самом деле принадлежали эти слова.
После того, как от его лица высказались ещё двое, Рон всё хуже отделял себя от них. Сущности, однажды сшитые вместе небрежно, грубо, но всё-таки прочно, начали срастаться. Переход на месте стыков становился плавнее, не позволяя более с уверенностью определить конец одного и начало другого. Однако это, на удивление, не пугало. Потому что другая сторона изменилась и вместо безумных мыслей выражала те, которые можно понять, с которыми хотелось согласиться.
Азалия предлагала только обняться, но что-то в нём щёлкнуло, побуждая зайти дальше. Совсем немного. Даже если не замолк крик сомнений, и приходилось бороться с засевшим внутри на редкость упрямым трусом.
Губы осторожно коснулись щеки. На вид совсем кукольной, однако наощупь – по-человечески тёплой. Рука скользнула выше – к волосам, сегодня просто собранным в низкий хвост. Рон стянул резинку и пропустил пряди, не потерявшие с годами мягкости, между пальцев.
Слишком простые, безобидные действия. Возможно, что-то новое для неё, но для него обычно – то, что и прелюдией не назовёшь. То, до чего не доходило, потому как незачем тратить время на незначительное баловство. Незначительное… Да только сейчас от каждого жеста сердце сжималось. Болезненно и приятно.
Противоречия. Они закрадывались всюду. Он противоречил себе, логике, здравому смыслу. Впадал в крайности. Варился в сомнениях, в скачущих неконтролируемых эмоциях. Он годами жил в мире, где мог не сомневаться только в двух вещах: в своей больной безнадёжности и что любить в этой жизни мог только одного человека. Единственного человека, способного принести гармонию, в бесконечный хоровод хаоса.
Дело не в том, что Рон себя однажды изведёт. У него почва уйдёт из-под ног, если однажды они разойдутся навсегда. Раскрошится фундамент, всё ещё кое-как поддерживающий эту осыпающуюся конструкцию под названием «личность».
Любовь с припиской мелким шрифтом – «зависимость». Кто из них на самом деле станет птицей, пытающейся вырваться из цепких ветвей?
– Даже если денешься, пожалуйста, вернись, – прошептал хрипло, почти умоляюще.
Можно не к нему. Хотя бы в этот мир. Иначе… У того другого него пошатнётся уверенность, что стоит продолжать жить ради мира.
– Тогда по возвращении поцелуй меня по-настоящему.
========== Глава 56. Из ловушки прошлого в неопределённое будущее ==========
Вторник. Почти полдень. Роза сидела в студии и обрабатывала снимки после утренней фотосессии. Соседнее место пустовало, и ей оставалось только тихо вздыхать при взгляде на него. В понедельник Дальрен не пришёл, выдав несколько сумбурное объяснение, что нужно закрыть проход между мирами, но этого недостаточно – кто-то обязательно должен за ним следить. Само закрытие необходимо в первую очередь ради безопасности Азалии. Конечно, с такой причиной Роза могла только отпустить Дальрена с наказом добросовестно выполнять обязанности.
С работой Роза управится сама – они и без того не всегда вместе были, однако раньше при виде пустого места не накатывала тоска, не кололо обострившееся осознание: они из разных миров. Дальрен пришёл сюда с определённой целью и, логично, уйдёт после её достижения. Роза не спрашивала об этом, потому что особо не задумывалась, но разве может быть иначе?
Однажды его место опустеет навсегда. Раньше Роза бы просто пожала на это плечами: никогда не считала, что можно вечно работать с одним ассистентом. Шла бы речь только о работе – она и сейчас готова перестать быть коллегами. Потерять окончательно – нет.
Однако нет у неё и права удерживать. Нельзя просить остаться только из-за разыгравшегося страха навсегда потерять ещё одного ставшего близким человека. Дом Дальрена не здесь. Естественно, если он хочет туда вернуться, если там остались дорогие ему люди… Духи… Кто бы то ни был, Дальрен мог все эти годы скучать по ним, а они – по нему.
«Если бы я всё-таки уехала из Лёйхена, меня бы всё равно сюда тянуло. Не жить, так хоть с семьёй повидаться. Но без возможности в любой момент сорваться и вернуться, я бы вовсе никуда не поехала. Невозможной встречи только сильнее желаешь… И не похоже, чтобы Даль мог спокойно возвращаться на родину».
Пока пальцы порхали по клавишам, творя магию ретуши, мысли всё сильнее погружались в тень. Розе не нравилось, к чему всё шло. Из-за лисьей натуры к вопросу отношений она подступала с определённой осторожностью. С лёгкостью падала только в те, с которыми пребывала в уверенности, что увлечение конкретным человеком – временное, и сторонилась тех, на кого могла запасть серьёзно и сильно. На мамином примере знала, насколько скверно промахнуться с выбором партнёра.
