В раю - Пауль Хейзе
Графиня втайне удивилась, что такой молодой, благовоспитанный человек, комильфо в полном смысле этого слова, мог уступить честь быть ее кавалером мещанину. Будучи от природы в затруднительных случаях не особенно находчива и не видя около себя ни сына, ни зятя, она протянула со снисходительною вежливостью руку художнику и, постоянно озираясь на дочь, поспешила к дому, где не умолкала ни на минуту бальная музыка.
Шнец завладел между тем обеими сестрицами, а молодой граф предложил свои услуги Ирене. Но она отклонила его предложение жестом, выражавшим благодарность, закуталась в мантилью и поспешила вслед за другими.
Дорогою она ни разу не оглянулась чтобы взглянуть на Феликса, но у порога остановилась в раздумье. Бьющееся сердце таинственно шептало ей: возвратись, поспеши к нему туда, где он одиноко стоит у берега, и кликни его по имени.
В это самое мгновение кузина обратилась к ней с каким-то обыденным вопросом, взяла ее под руку и увлекла через сени в комнаты. В сильном порыве нетерпения откинула она назад голову, так что с нее упал капюшон, но молодое личико, слишком хорошо привыкшее владеть собою, приняло тотчас же холодное и строгое выражение и момент, в который мог проломиться лед, был пропущен.
ГЛАВА VII
Феликс тоже ни разу не взглянул на Ирену, а между тем он очень хорошо знал момент, когда она скрылась за дверью дома.
Он окончил свои дела на берегу. Обе лодки давно уже были прикреплены цепями к столбу и только вследствие сильного волнения бились друг о друга бортами. Оставаться на открытом воздухе было неудобно. Дождевые капли падали чаще и сильнее, порывы ветра срывали листья и сучья с дерев и далеко разносили их по земле, а он все еще одиноко стоял на берегу, не решаясь укрыться под гостеприимный кров дома, доставившего безопасное убежище от бури и непогоды целой толпе веселящегося народа, несмотря на то, что ярко освещенные окна этого дома так весело и уютно сверкали во мраке бурной ночи.
Он подумывал уже, не улечься ли ему лучше в одну из стоявших под навесом лодок, в которой он мог надеяться найти довольно сухое убежище, когда вдруг яркая молния озарила окрестность и, прежде чем последовал удар грома, раздался вблизи оглушительный смех. Только теперь заметил он, что он был не один. На деревянной пароходной пристани, мостки которой тянулись на довольно далекое расстояние от берега, стоял тот самый лодочник, который предсказал за час перед тем бурю и отказывался ехать обратно.
С непокрытою головою, без куртки, которая была у него переброшена через правое плечо, с коротенькою трубочкою в зубах, он стоял, облокотившись на перила мостков. Казалось, нигде на свете не было ему так хорошо, как здесь в вихре непогоды. Сверкающие злобные взоры были устремлены на Феликса, которого он, по-видимому, смешивал с молодым графом, так как Феликс возился в то время у его лодки. Когда раскаты грома утихли, лодочник снова разразился злым своим смехом и воскликнул:
— Не правда ли, ведь Гицель преглупый деревенский детина! Он ничего не смыслит, даже в собственном своем ремесле! Ему следовало бы поучиться хоть у такого вот столичного господчика! Ха, ха, ха! Я желал бы вам промокнуть до костей. Ха, ха, ха! А теперь проваливайте подобру-поздорову. Ишь какое там раздолье; другой раз небо-то, может статься…
Рев бури заглушил его слова. У Феликса был уже готов резкий ответ, который объяснил бы грубияну, что он ошибается, принимает его за другого. Но теперь буря разразилась таким страшным потоком дождя, что он в буквальном смысле слова не мог ничего ни видеть, ни слышать и думал только о том, как бы вовремя, еще посуху, достигнуть дома.
Порыв ветра с треском захлопнул за ним дверь.
В сенях, внизу вдоль стен, сидели за маленьким складным столиком несколько простолюдинов, перед ними стояли тарелки с кушаньем и кружки. Кельнерша, вышедшая из кухни, заявила Феликсу, что его спутники танцуют там наверху, и спросила, что ему угодно? Он молча покачал головою и поднялся тихо по лестнице, не с тем, чтобы присоединиться к обществу, а единственно лишь чтобы разведать, где они и какие комнаты именно следовало ему избегать.
В бедно освещенном коридоре наверху никого не было видно, но так как было душно, то все двери были растворены. Через них проникал в коридор свет от ламп, пол трещал от мирного стука танцующих, а воздух сотрясался от глухого ворчания мощного контрабаса. Танцевальный зал был в конце коридора. Феликс, не заглядывая в другие комнаты, подкрался к двери и мог, стоя за зрителями, удобно обозреть все, что там происходило. Жених был, по-видимому, молодой лесничий; невеста — дочь городского обывателя. Таким образом свадьба была не то чтобы совсем деревенская; вся обстановка имела характер далеко не простонародный. Пары неслись с непринужденным весельем, без неприятных прикрикиваний, возгласов и топанья, под такт струнных инструментов и одного кларнета, к которым только изредка присоединялись ужасающие завывания валторны. Первая пара, которую узнал Феликс, во мраке дыма табачных облаков, был Розенбуш со своей Нанни. К крайнему его изумлению, за нею следом кружилась красотка Эльфингера. Будущая Христова невеста предавалась, по-видимому, этому светскому удовольствию без особого сопротивления. Наконец, мелькнула в этом пестром обществе и молодая графиня со своим нареченным бароном, кружившим ее с такою живостью, которая ни в каком случае не допускается хорошим тоном на придворных балах. Брат ее, молодой граф, стоял поодаль в укромном уголке и рассыпался перед тетушкою Бабеттою, которая, по-видимому, не позволяла увлечь себя в вихрь танцев. В соседней комнате, которая была видна только наполовину, он увидел Коле, углубленного в оживленную беседу с старою графинею.
Нигде не было и следа Ирены. Не спряталась ли она от него? Едва ли могла она быть и в других комнатах, где помещались, беседуя и закусывая, пожилые родственники молодых. А между тем ему необходимо нужно было разведать, куда она скрылась от нового тягостного с ним свидания.
Он решился расспросить об Ирене служанку, вышедшую из отворенных дверей с пустыми кружками, но когда она обратилась к нему лицом, у обоих разом вырвался не то радостный, не то смущенный возглас изумления и неожиданности. Девушка чуть-чуть не уронила из рук кружек. Дрожа и краснея, опустила она на стул свою ношу и закрыла лицо руками.
— Вас ли я вижу, Ценз? — сказал Феликс, приблизясь
