В раю - Пауль Хейзе
Барон мешкал. В данную минуту он менее всего был расположен к танцам. Но когда она с живостью забрала свои кружки с намерением удалиться, объясняя себе, вероятно, его колебание тем, что он считает себя неподходящим для нее танцором, у него недостало духу отпустить ее от себя огорченною и сконфуженною.
— Ты права, дитя мое, — сказал он. — Итак, протанцуем; для того чтоб ноги хорошо двигались, вовсе нет надобности быть непременно в хорошем расположении духа. Пойдем. Но покажи мне, как именно танцуют у вас здесь на селе.
С этими словами он обхватил гибкий и стройный стан девушки, которая весело оперлась на его руку.
— Чудесно, — прошептала она после нескольких тактов. — Мне чудится, что я уношусь прямо в небо. Помните, как вы подняли меня тогда на лошадь? Господи боже мой, мне кажется, что это случилось не весть как давно, а между тем с тех пор прошли едва две недели!
Он ничего не отвечал ей, но продолжал танцевать с большою ловкостью, на особенный лад, так как ему приходилось двигаться взад и вперед по узкому коридору. Хотя он и чувствовал, что девушка все ближе и нежнее прижималась к нему, но сам он оставался хладнокровен. Только после довольно продолжительного времени, когда ему показалось, что он в достаточной мере удовлетворил желанию девушки, он остановился перед тем стулом, на котором стояли кружки, потрепал рукою по пышным ее щечкам и сказал: «Ну что ж, душа моя, теперь ты довольна?»
Она слегка вздрогнула, бросила быстрый взгляд в ту сторону, где находилась лестница, которая вела в верхний этаж, и потом, быстро оттолкнув его от себя, промолвила: «Благодарю вас!» — и, поспешно схватив кружки, быстро сбежала вниз по лестнице,
Он с изумлением поглядел ей вслед. Что напало на эту причудливую девушку? Какое-то невольное предчувствие овладело им. Он бросился к темной лестнице и стал пристально всматриваться вверх. Увидеть он ничего не успел, но он услышал шорох шагов, затем стук захлопнувшихся дверей и звук щелкнувшего замка.
Невольный страх овладел им. Это была она! Она хотела присоединиться к обществу, бывшему внизу, но на полпути вернулась обратно, чтобы не помешать ему окончить танец с кельнершей!
Открытие это было столь убийственное, что он на несколько секунд остановился неподвижно в коридоре, не видя и не слыша того, что происходило вокруг. Один из свадебных гостей, проходя по коридору, нечаянно задел его и тем вывел его из оцепенения. Медленно, совершенно сконфуженный, спустился Феликс вниз по лестнице и незаметно очутился на свежем воздухе.
Гроза миновала, но в воздухе носились еще следы бури, а светлое небо по временам озарялось отблеском удалявшейся грозы; с крыш по временам капала дождевая вода. На горизонте показался, в виде легкого тумана, резко очерченный контур горного хребта, яркие звезды отражались в волнах, которые все еще не могли успокоиться после бури и продолжали сурово вздыматься и пениться.
Феликс направился к берегу и дошел до мостков. Мысли его путались. Он не знал, на чем остановиться. Не следовало ли тотчас же добиться личного объяснения с нею, изложить ей откровенно, как случилось все это немыслимое, неслыханное, непростительное. Но как мог он объяснить ей те побуждения, которые заставили его быть любезным относительно хорошенькой кельнерши? Да и захочет ли Ирена его выслушать? Лучшим средством казалось ему изложить все, как было, в письме, но средство это могло только помочь ему выпутаться, с грехом пополам, из последнего трагикомического положения. Но как вообще избавиться от возможности подобных столкновений на будущее время?
Долго стоял он, облокотись на перила, и, погруженный в тревожные думы, вперил взор свой на волны, а из открытых окон неслись между тем звуки кларнета и гудел контрабас, точно как будто на свете жили одни только веселые люди.
Наконец, сделав над собой усилие, он выпрямился. Он хотел во что бы то ни стало избежать встречи с кем бы то ни было и потому намеревался отправиться пешком в Штарнберг.
Повернувшись, он увидел перед собою на мостках темный абрис человеческой фигуры, в которой он тотчас узнал лодочника Гицеля. Выражение лица, которое он ясно мог различить, невзирая на мрак ночи, явно обнаруживало враждебные намерения лодочника. Парень стоял раздвинув ноги и подбоченясь, как бы заслоняя дорогу Феликсу, и, насмешливо улыбаясь, нагло глядел ему в лице.
— Отличная погода, граф, — воскликнул он хриплым голосом, с трудом ворочая языком. — Опять настало хорошее время для прогулок одному или вдвоем. Недолго пробудете одни-с, ха-ха! Скоро можно будет ей отлучиться от свадьбы, чтобы опять протанцевать с графом так solo, с глазу на глаз. Ха-ха!
— Прочь с дороги! — воскликнул барон, подступая к нему. — Если ты ищешь ссоры, то взгляни и убедись, что ты наткнулся не на того, кого искал.
— Не на того, кого искал? — ворчал упрямец, спокойно стоя на месте, скрестив руки на груди. — Вот было бы прекрасно, если бы я, на расстоянии двух шагов, не мог распознать правого от виноватого. Вы господин граф, а я мужичок-простофиля — не так ли? С вами пляшет Ценз, а со мной нет; вам она цепляется на шею, а мне поворачивает спину. Итак, вы видите, что я не ошибаюсь. Я еще трезв и ремесло свое знаю кой-кому назло; если господин граф пожелает прокатиться по озеру с девицею, то Гицель будет считать за особенную для себя честь предложить для увеселения его высокографского сиятельства суденышко, и если этому дураку-мужику пришлось бы подержать господину графу свечу…
— Пошел своей дорогой, ты дурак! — вскрикнул Феликс, раздраженный со своей стороны злобными насмешками ревнивого парня. — Тронь меня лишь пальцем, так я раздроблю тебе все кости. О том, что ты там мелешь, мне ничего неизвестно. Кельнерша вовсе не моя любовница, и если у тебя есть охота дожидаться, то можешь сам убедиться в том, что она ко мне не выйдет. Если бы ты был в здравом уме и не оставил глаз своих в кабаке, то мог бы также убедиться, что я не твой граф. Итак, прочь с дороги! Я не расположен долее шутить.
Парень ничего не ответил, перестал смеяться, но продолжал стоять как вкопанный,
