В раю - Пауль Хейзе
Да, любезный Филипп Эммануил, под нашим мюнхенским небом совершаются дела, о которых вам, обитателям того берега Майна, с вашим хладнокровным рыбьим протестантизмом, не снится даже и во сне. До сих пор было тайною для всех, что достойная его жена, которой при других обстоятельствах, может быть, и не взбрело бы ничего дурного на ум, имела обыкновение ежедневно ужинать в сообществе мужа и еще третьего лица, как говорят, весьма красивого молодого пейзажиста. К концу ужина муж уходил к себе в комнату, где он, стоя до полуночи на коленах перед домашним алтарем, умерщвлял свою плоть, в то время как жена продолжала вести беседу с другом дома.
В свое время появилась на свет девчонка, которую живописец держал над купелью и которую он, будучи сам Францем, окрестил именем Фанни. Но этим и окончилось владычество вице-мужа. Душа хозяина очистилась продолжительным покаянием или, может быть, плоть утомилась от долгого поста и бичевания, словом, восприемник от купели покинул весьма скоро и дом, и город, но ежегодно в день рождения маленькой Фанни он приезжал наведываться к своим прежним друзьям, хотя почтенный перчаточник и не совсем охотно мирился с этими посещениями. Но он был не в силах победить упорство жены, которая никогда не могла забыть прежней любви.
Должно быть, что в один из этих дней рождения, когда девочка стала уже несколько понимать, что вокруг нее происходит, возникли между тремя родителями словесные разъяснения, которые это несчастное существо подслушало. Все стало ей тогда ясно. Невинная душа была испугана и потрясена до основания. С этой минуты она сосредоточилась в себе самой; очень может быть, что и здесь не обошлось без участия советника ксендза, который вбил ей в голову разную чепуху и напугал муками ада. Из того же источника, из которого мы узнали все это, известно также, что Нанночка ничего не подозревает. Фанни также была прежде веселым, полным жизни и огня ребенком, и без несчастного убеждения, что дочь обязана искупить грехи родителей, она была бы такою же доброю, пламенною дочерью Евы, как и ее младшая сестра.
С тех пор как Эльфингеру сделались известны эти семейные тайны, в нем снова пробудилось мужество и возникла надежда отвоевать у монастыря эту Христову невесту. Но это будет трудно, и если не прибегнуть к героическим средствам…
Он не окончил фразы, так как по лестнице раздались шаги его друга, освеженного купаньем, который, усевшись комфортабельно в креслах, молчаливо и спокойно принялся за вино. Коле также молчал, так что Розенбуш и толстяк одни только вели между собою беседу. Впрочем, она продолжалась недолго. День стоял жаркий, и каждому давно уже хотелось отдохнуть; поэтому собеседники скоро опорожнили бутылки и покинули уютное местечко на берегу озера.
Войдя в дом, Коле зажег прежде всего свечу и потом вытащил из шкафа, где хранились домашние вещи, два легких шерстяных одеяла. Исполняя обязанность служанки, он бросал украдкой умильные взгляды на стены маленького зала, измеряя взором поле будущей своей деятельности. Вдоль стены красовались диваны, посредине на резных ножках стоял стол, над которым висела чисто вычищенная медная люстра.
Большая стеклянная дверь, которая вела в зал со стороны озера, была раскрыта и в просторной комнате не слышно было ни одного звука, кроме тихого плеска волн и раздававшегося снизу храпения помещавшейся рядом с кухнею изготовительницы горькой настойки. Когда двери были тщательно заперты, то и эта ночная музыка уже не врывалась более в комнату.
Едва оба гостя расположились на диванах и среди разных юмористических и веселых выходок пожелали хозяину своему доброй ночи, как звук отдаленного колокольчика, раздавшегося у калитки, снова расшевелил их.
Коле поспешил выбежать к воротам с зажженною свечой в руке; послышались приветствия и вслед за тем Коле вернулся в сопровождении нового гостя, при виде которого все трое воскликнули:
— Наш барон! Так поздно ночью!
Они узнали Феликса скорее по осанке и поступи, чем по чертам лица, потому что, несмотря на яркий свет свечей, лицо его казалось изможденным и изнуренным как бы продолжительною болезнью. Глаза его, неопределенно блуждавшие по сторонам, блистали лихорадочным огнем, так что друзья осыпали его вопросами: не болен ли он? или не имел ли дорогою какого-нибудь приключения с привидениями?
Феликс принужденно улыбнулся и, проведя рукою по лбу, с которого падали капли пота, сказал, что никогда не чувствовал себя более здоровым и что он так же хорошо застрахован от леших, водяных и пр., как дитя во чреве матери. При этом все телодвижения его были как будто насильственны и голос, как это всегда бывает при сильных душевных волнениях, звучал как-то резко. Он рассказал, что, не найдя, как и они, ночлега в Штарнберге и оставив свою лошадь в гостинице, он отправился пешком до домика Росселя; но, не получив точного указания дороги, добрел до места назначения ощупью. Теперь же он не хочет никому мешать и просит только капельку водицы и угол для отдыха, потому что устал как собака и в состоянии был бы переночевать даже в собачьей конуре.
Залпом опорожнил он большой стакан вина, протянул, отвернувшись, каждому из друзей руку и отпустил одну или две остроты; но все выходило как-то натянуто, так как он говорил в совершенно ему несвойственном тоне.
Он решительно отклонил предложение Коле уступить ему свою постель; позволил, однако же, проводить себя наверх в мастерскую, где старая садовая скамейка, при помощи нескольких одеял, оленьего меха и пледа, обратилась в сносную постель. Он растянулся на импровизированном ложе и, делая над собою явные усилия казаться веселым, пожелал всем спокойной ночи.
Друзья ушли, покачивая головою. Не было никакого сомнения в том, что прибытие барона, как появление его предшественников, было далеко не случайное. Они стояли еще у порога, обмениваясь словами насчет странного состояния Феликса, когда за дверью послышалось тяжелое дыхание, служившее доказательством, что предмет их заботливости погрузился в глубокий сон.
ГЛАВА III
Звонкое щебетанье птиц разбудило Феликса. Заря едва занималась. В доме, внизу, царила полнейшая тишина. Маковки сосен, видневшиеся из широкого окна мастерской, напомнили ему, где он и как и зачем он сюда забрел.
Вчера после обеда он встретил Шнеца, которого не видал уже целую неделю, хотя
