Том 5. Большое дело; Серьезная жизнь - Генрих Манн
— Я жду, — прервал он ее.
— Меня зовут Марго Рапп. Я служащая концерна.
— И вы осмелились?..
— Мой отец — главный инженер Бирк. Он-то был недостаточно смел, оттого вы и позабыли о нем.
Молчание. Ведь так оно и было. В капище власти о Бирке забыли. «Как мы могли забыть о нем?» Это озадачило пассажира. «Открыватель новых путей, пионер героического века техники. Ну, понятно. Проявлял слишком большую самостоятельность, вот его и загнали на задворки. И только один человек может снова выдвинуть его в первые ряды. Я».
— Но затем произошли события, о которых вам необходимо знать. Воспользуемся же этой единственной возможностью, — предложила Марго.
— Согласен, — сказал пассажир.
— Мой отец изобрел нечто из ряда вон выходящее — взрывчатое вещество наивысшей бризантности.
— Его-то вы уж во всяком случае могли продемонстрировать мне внизу.
— Я ничего не собираюсь вам демонстрировать. Но пусть до вас дойдет правда о несчастном изобретателе. Люди, которые богаче его, которые держат его в руках, похищают плод долголетнего творческого труда.
— Кто это в данном случае?
— Прежде всего сам концерн. Если, скажем, это будет зависеть от главного директора Шаттиха, то концерн почти ничего не заплатит на том основании, что необыкновенное взрывчатое вещество открыто в его лабораториях.
— Этого требует закон. Я и не подумаю его отменять.
— Допустим. Но другие обходят его. Приглядитесь поближе к Шаттиху. Мы хотели продать изобретение нашего отца за границу.
— Государственная измена.
— Да, на этот счет мы получили точное разъяснение и хорошо его усвоили. Но вы думаете, что Шаттих станет считаться с законом? О, это наглец. Он собирается создать собственную компанию по эксплуатации изобретения, которое он стремится вырвать из наших рук. Тогда оно, конечно, и концерну не достанется.
— Не выйдет — ни у него, ни у вас.
— Знаю. Ваш знаменитый отдел контроля? Ах, как он преследовал моего мужа, который пытался хоть что-нибудь спасти из этого большого дела для нас, маленьких людей. Этот отдел работает на великих мира сего. Проследите-ка, сколько миллионов Шаттих переведет в Швейцарию в ближайшее время. Такие дела он обделывает в Берлине вместе со своим приятелем, коммерсантом Эгоном фон Листом. К нему в дом и завлекли моего бедного Эмануэля. И как раз теперь взяли его в оборот. Может быть, в эти минуты он уже… — Зубы у нее застучали, и только поэтому она замолчала, а вовсе не из-за слез. Марго не плакала.
— Вы, очевидно, боитесь за своего мужа? Пустое, сударыня. Жизнь не так страшна, как вам мерещится.
— Вы так думаете? Разве мы не рискуем каждую минуту полететь вниз и разбиться? А ведь по крайней мере здесь правлю я одна, — возмущенно возразила она.
Эти слова, этот устрашающий тон сразу образумили маленького и столь могущественного человека. Низменная борьба, горе, преступления — все это существовало вдали от него. Устранить их он не мог и не всегда способен был подчинить их своему контролю. Надо спуститься со своей высоты, признать факт их существования, найти, если удастся, компромисс — восстановить справедливость, поскольку она случайно, в виде исключения, коснулась его миропорядка.
— Если хоть какая-то доля ваших обвинений по адресу Шаттиха будет доказана, то час его, поверьте, пробил.
— А вы сомневаетесь? Кому же вы доверяете? Вашему чудному отделу контроля?
— Подсобные органы — необходимость. И когда я к ним обращаюсь, они действуют безотказно.
Марго подумала: «И такое вот правит миром!»
— Теперь, когда вам все известно, мне как раз и хочется выключить мотор и поставить точку.
Смутно чувствуя себя в долгу перед ней, он виновато сказал:
— Зачем же отчаиваться, сударыня. Ведь впереди — целая жизнь. Все пути открыты.
— Мы и думать о них не хотим. Мы постепенно убедились, что все они заводят в тупик. А мой старик отец?
— Я приближу его к себе. Даю вам слово. — В зеркале ей было видно, что он улыбнулся. — Если только на земле останутся в силе уступки, которые вы у меня вырвали в воздухе.
— Как бы то ни было, возьмите ваше вечное перо. Записывайте. Меня зовут Марго Рапп…
«И я героиня», — мысленно добавил Карл Великий.
— Мой муж, пытавшийся реализовать это изобретение, — Эмануэль Рапп, тоже служащий концерна.
— Не знал я, что в концерне столько служащих, забывающих, что такое долг.
Но на лице его читалось другое: он не знал, сколько в мире страхов и сколько мужества!
— Моя сестра Инга Бирк тоже служит в концерне. Ради Эмануэля она, как и все мы, самовольно отправилась в Берлин. Она хотела его только предостеречь! Только предостеречь! — проговорила Марго впервые за время беседы сдавленным голосом.
— Будет улажено, — обещал он, словно всемогущее божество.
Наконец она сказала:
— И еще Фриц Бергман, его надо оградить от неприятностей. Это пилот, который должен был сегодня лететь с вами, а предоставил это мне.
Кто бы мог подумать — Карл Великий ответил:
— К моему удовольствию.
Вскоре самолет пошел на посадку.
В Темпельгофе{11} к Марго стал присматриваться начальник аэродрома. К счастью, ее пассажира и тут ждала собственная машина. Карл Великий сказал шоферу:
— Мой пилот сядет с вами.
По просьбе Марго ее подвезли к дому фон Листа. Входная дверь была еще открыта; минуту назад отсюда уехала с Эмануэлем раненая Инга. Марго заглянула в пустынные комнаты, и лакей с раздражением спросил, что ей здесь нужно спозаранку.
Марго повернула обратно. До вокзала она доехала на автобусе. И обнаружила, что у нее не хватит денег на скорый поезд. Ведь надо было по крайней мере напиться кофе. Пришлось дожидаться утра. Сюда она прилетела с Карлом Великим. Обратно поехала в четвертом классе.
XVIII
Бывший рейхсканцлер, главный директор доктор Карл-Август Шаттих окончательно потерял равновесие. Как только счастье ему изменило, поколебались и его нравственные устои. Все вокруг него стало разваливаться — и он увидел в этом кару за дела, которые так долго ставил себе в заслугу.
Он покинул дом своего нового врага фон Листа, убегая от самого себя, от своего убийцы Эмануэля и от призрака старого друга Бирка. Ибо даже Бирк, нарушив свой элементарный долг — спокойно лежать в больнице, — поспел как раз к началу смертоносной охоты на своего старого друга.
Эти грозные события сделали Шаттиха верующим. В сущности он всегда знал, что стоит на зыбкой почве. Такая непомерная удача за счет других! Привилегии за спиной закона, доходы в ущерб обществу — и
