Том 5. Большое дело; Серьезная жизнь - Генрих Манн
— Я лечу на собственной машине, — небрежно бросил пассажир.
Это означало, что директор может ретироваться. Но тот стал уверять, все еще не смея надеть шляпу:
— Мы дали вам нашего искуснейшего пилота.
Пассажир не ответил. Вероятнее всего, подумала Марго, он не знает о болезни своего пилота, но не желает ни о чем осведомляться. Почему? Из упрямства, решила Марго. Ведь он маленький, снова подумала она.
Директор назвал даже ни с того ни с сего имя пилота: Фриц Бергман. Либо он плохо видел, либо вступил в молчаливый заговор с Марго, опасаясь еще больше испортить настроение могущественному пассажиру. Он задал только еще один вопрос, ведь пассажир и сам мог спросить о том же:
— Бергман, где же ваш механик?
— Отозван по службе, — бессмысленно выпалила Марго, рискуя привести в изумление пассажира или заставить директора заговорить. Действительно, произошло небольшое замешательство. Разглядывая во все глаза пассажира, Марго вдруг сообразила, где она могла его видеть: в народном университете, на случайных лекциях, в роли представителя какой-то совершенно бесполезной науки. «Палеонтологии, что ли?» — подумалось ей, хотя она не могла вспомнить, что это такое.
Крупное лицо маленького человека, при всей его неприступности и замкнутости, было того нездорового «комнатного» цвета, который в прежние времена именовался одухотворенной бледностью. Это впечатление сохранялось и тогда, когда на лбу у него собирались грозные складки, а челюсти, походившие на щипцы для орехов, устрашающе щелкали. Он был сверхспециалистом, его специальностью было властвовать, но только с какой-нибудь незримой вершины. Сейчас, когда он стоял лицом к лицу с самолетами, в ярком свете прожекторов, у него поубавилось и самоуверенности и решительности. Обладай он высоким ростом и ощущением физической силы, он, вероятно, отрезал бы: «Без механика я не тронусь с места. Вы с ума сошли!» Но при своем малом росте он брал холодностью и упрямством.
— Не желаю терять времени.
— Слушаюсь, — рявкнул директор. Он подозрительно и беспомощно взглянул на странного пилота, но воздержался от объяснений, предупреждений и всего, что могло бы задержать могущественного пассажира. На свою беду, в последнюю минуту ему вспомнилось одно не столь существенное обстоятельство, о котором он счел, однако, нужным сообщить.
— Однажды этот пилот посадил горящий самолет, и так искусно, что пассажиры остались невредимы.
— Прощайте, — весьма невежливо проворчал Карл Великий и поднялся в самолет.
Директор удалился, раскланиваясь и как-то вприпрыжку пятясь.
Марго, уже сидевшая на месте водителя, застегивала ремни. Стальная вышка напротив указывала направление: ей надо было стартовать против ветра. Самолет с единственным пассажиром поднялся в воздух. Впереди, на земле, прожектор освещал путь в пустоту.
Марго вела самолет, не сомневаясь в своих силах, — с сомнениями она уже покончила. Сердцебиение, оцепеневшая на руле рука, катастрофа, трупы, муки страха — все это она перечувствовала и изжила во сне. Вести машину она умеет, и незачем об этом раздумывать. Сейчас ее занимало одно: как заговорить с пассажиром? Стоит ей мысленно произнести первые слова, как сердце начинает биться часто и гулко. Прошли долгие полчаса, наконец она сказала в рупор:
— Я хочу поговорить с вами, сударь.
Она не знала, как его титуловать. «Ваше сиятельство» — этого, пожалуй, маловато; «ваше величество» — вышло из употребления. Впрочем, она не дождалась ответа. Предусмотрительно укрепив свое карманное зеркальце на уровне глаз, она видела его лицо через окошко, отделявшее ее от кабины пассажира. Неужели он испугался? Нет, скорее обрадовался этому необычайному сближению — наконец что-то случилось, а то жизнь чересчур долго шла по укатанной дорожке, в точности так, как желалось. Но вопреки выражению лица, за которым она украдкой наблюдала, голос его прозвучал сурово и грозно:
— Молчать!
— Как вам угодно, могу и замолчать. Но, во-первых, то, что я собираюсь сказать, не лишено значения и для вас.
Как рада была Марго, что пропеллер рокочет, что она под покровом ночного неба может говорить через аппарат непосредственно с высшей властью; мы ведь не любим стоять перед ней беззащитными. Здесь Марго была в укрытии и ей принадлежала ведущая роль; этот могущественный гном зависел от нее — в ее руках была его безопасность и сама жизнь.
— Кроме того, сударь, если вы не захотите со мной говорить, я изящно спланирую. Местность мною изучена. — Она не имела о ней ни малейшего представления. — Сплошь одни усадьбы, на много миль вокруг ни единого телефона. — Она, конечно, не собиралась идти на посадку, но знала, что палеонтолог ей поверит. Необходимо было добиться, чтобы он проникся сознанием опасности. Но Марго инстинктивно чувствовала, что может повлиять на него совсем иными, совсем иными средствами. — И тогда, сударь, вы прибудете в Берлин с очень большим опозданием.
Она затаила дыхание. Последовал первый ответ:
— Вы, конечно, понимаете, что ваша компания уволит вас, а я привлеку к ответственности.
— Да.
— Работы вы уже никогда не найдете. Судя по вашему поведению, вы хотите денег. Сколько?
— Вы судите обо мне превратно, сударь! — успела она возразить, и самолет вдруг попал в воздушную яму. Пока она вывела из нее машину, он уже забыл свой вопрос. Еще счастье, что он редко летал.
— Вы не умеете вести машину! — В зеркале она увидела искаженное лицо.
— Свидетельства у меня еще нет. Но объясняется это тем…
Она вскрикнула как бы в ожидании новой неприятности. Следы испуга уже исчезли с его лица. Теперь оно выражало растерянность и любопытство.
— Да вы женщина!
— Верно, и только поэтому у меня все еще нет свидетельства.
— Что вы затеяли? И вам не страшно, что с вами может случиться несчастье?
— Со мной? Невелика беда. Да ведь и вы можете разбиться, а это куда серьезнее. Но будьте совершенно спокойны. Я умею, умею летать.
Она говорила отчетливо, деловито, все более убеждаясь, что теперь в его душе берет верх другое — предугаданное ею. Она видела в зеркале, что на его лице появилось выражение робости. У него было человеческое сердце, что временами ставило его в затруднительное положение. Иметь человеческое сердце не входило в его обязанности. Но сейчас, когда он летел в ночном небе наедине с молодой женщиной, явно впавшей в отчаяние, это было не такой уж большой помехой. Она даже выключила прожектор. И он сказал:
— Что ж, поговорим.
— Я знаю, вы сами этого захотели.
— Нет, вы меня заставили. Но я забуду об этом, как только мы спустимся. Посмотрим, легко ли мне будет забыть то, что вы собираетесь мне поведать, — сказал он строго.
— Нет, это вам не удастся.
