Том 5. Большое дело; Серьезная жизнь - Генрих Манн
Но правильно ли было бы ее арестовать? Брат был ей послушен и пока что ограничивался мелкими делишками. Теперь между близнецами разрыв, и Викки зашла уже так далеко, что при посредстве Адели похищает ребенка, а Курт, если я что-нибудь понимаю в людях, непременно должен снова…
Кирш громко себя перебил:
— Психология исключается. Факты!
Он подошел к высокой конторке, служившей ему письменным столом, снял телефонную трубку и сказал тому, кто отозвался:
— Непрерывное наблюдение за «Гаремом» — внутри и снаружи! Особенно следить за другом владелицы — каждый из людей должен держать его на примете, чтобы в любую минуту суметь его схватить. — Он положил трубку.
И думал свою думу: «Доказательства? Да — когда дело уже сделано. А заранее? Нарастает и нарастает. Преступление не есть только преступление, оно конечный итог целой цепи мелочей. Преступник — сумма, а слагаемые: Викки, Курт, Мария, Минго, Бойерлейн и Адель. А потом кто-нибудь один совершит».
Он приподнял крышку конторки, на внутренней стороне красовался лист картона, разрисованный букетами роз. Посредине крупным рондо тщательно выведены строки. Кирш внимательно читал:
«Комиссар по уголовным делам бывает вынужден привести преступника к наказанию, потому что не смог предотвратить преступление».
Последнее было подчеркнуто. Кирш пристально поглядел на выписку и вздохнул. С облегчением услышал он звонок в прихожей.
Зато его жене новый посетитель внушил подлинную тревогу; таким необузданным и бледным показался ей этот молодой человек с глазами навыкат. Атлетов она не боялась, у Кирша у самого внушительные бицепсы. Другое дело, если вот такой хилый, опустившийся человек набросится на него и вгрызется в горло. Она приметила острые зубы в перекошенном рту. Служанка закрыла за Куртом дверь в комнату. Госпожа Кирш опять ее приоткрыла и стала на страже у щели.
Курт прокричал навстречу комиссару:
— Сказать вам, господин Кирш, кто похитил у Марии ребенка? Я знаю: Адель. Я больше никого не пощажу. Она меня заперла. Я с опасностью для жизни пробрался по крышам, — если не верите, посмотрите, в какой вид пришла моя одежда. Я прошу у вас защиты!
— Где Мария? — спросил Кирш.
— Сбежала с ребенком! Ясно, раз Адель меня запирает. Она выдала ей на руки ребенка и спровадила, лишь бы меня удержать. Она вся во власти своего старушечьего эротизма, она ни перед чем не отступит, я — ее жертва. Оторвать меня от моего ребенка и от Марии!
— Спокойно, молодой человек! — приказал Кирш. Но припадок у Курта продолжался: мальчик бесился, хрипел, размахивал руками.
— Ну, Адель, берегись! — кричал он задыхаясь. — Мария сильней!
Кирш спросил:
— Кто получит наследство, когда Адель умрет?
Водворилась полная тишина, и только Курт с испугу повалился на стул. Стул стоял еще там, где его оставила Мария. Бледный, с безумными от ненависти глазами, Курт сказал:
— Вы нарочно сбиваете. Займитесь лучше украденным ребенком!
— Гляди на меня! — приказал Кирш и, когда его глаза завладели глазами юноши, молвил — Так. Кто получит наследство после Адели?
— Я. Но тогда я должен отказаться от Марии! — поспешил он добавить.
— А кто украл ребенка?
— Господин Кирш!.. — У Курта отнялся голос.
— Так я тебе скажу. Тот же, кто похитил синий камень.
— То было совсем другое!
— Для меня нет. Большой синий камень, ребенок, завещание Адели — вот факты, и ни один не имеет смысла без другого.
— Ребенка у меня нет, — если только он не у Викки. — Это было сказано с запинкой.
— Вот видишь, ты отлично разбираешься сам. Если ты не затеваешь чего-нибудь ради сестры, то вы действуете друг другу назло. Она похитила у тебя ребенка, чтобы ты от нее не ушел с Марией… или с деньгами Адели.
Курт сник, и плечи его затряслись от рыданий.
— Все меня покинули, — еле выговорил он. И опять долго рыдал. — Кто меня любит? Викки сохранила только ненависть к Марии. Так одинок я не был даже в Вармсдорфе. Зачем я не остался там!
— Руки прочь от Марии! Не то скатишься вовсе на дно. Такому, как ты, она может принести только несчастье.
— Вы это серьезно думаете? — спросил Курт и поднял тайком суеверный взгляд. — Неужели я должен отдать свою молодость старухе? Свою невозвратную молодость? Позволить Адели высосать меня? Господин Кирш!
Он жаловался. У него не было никого, кроме этого большого старого опекуна. Но тот смотрел на него с раздражением.
— Оставь, пожалуйста, Адель и ее «Гарем». Ты неподходящий человек для торгового предприятия.
— Нельзя с Аделью, нельзя с Марией! — Курт вскочил, завизжал. — Я не согласен, господин Кирш!
— Конечно, не согласен.
Кирш теперь хотел показать себя отнюдь не суровым, а скорее дружественным и обязательным, исполненным сознания дружественного долга, но снова раздражение накинуло свой покров на его лицо.
— Тебе у них у обеих нечего искать, сынок. Ни у Адели, ни у Марии. Но от одной ты не можешь отказаться из-за денег, от другой — из-за ребенка. Ты можешь получить и то и другое только в том случае… — вдруг на средних нотах, голосом грубым и обыденным — если совершишь настоящее преступление.
Курт сперва жадно ловил воздух. Потом, выдвинув перекошенную челюсть, приготовился к прыжку. Госпожа Кирш, подглядывая в узкую щель, угадала мгновение, которого ждала: она распахнула дверь. Муж ее, к счастью, уже не нуждался в помощи. Одной рукой он держал на весу зубастого мальчишку, Курт бился в воздухе. Другой отирал на шее кровь. Когда Курт был опущен на пол, Кирш обхватил его сзади и попробовал выволочь вон.
— Ловушка! — завопил юноша.
Он вдруг почувствовал, что должен держаться совсем по-иному, и тотчас же с полной готовностью перешел на легкий и приятный тон:
— Сударыня, вы можете спокойно меня отпустить. Бывает, что сорвутся нервы, но теперь все уже улеглось. Господин Кирш, очевидно, хотел проверить, насколько у меня хватит выдержки.
Но как он ни притворялся, в нем настойчиво звучал испуганный голос: «Как далеко зашло! Настоящее преступление! А я еще не сознавал. Он раньше моего увидел, о чем я помышляю. Он мне это внушает, собака, только теперь я это понял. О боже, боже, я понял, я знаю!»
— Я больше не хочу мешать вам, господа, — вслух говорил между тем Курт и улыбался какой-то пустой улыбкой. — Сожалею только, что наша беседа не привела к цели.
— Нет, — отозвался Кирш, — все-таки привела.
Курт, внутренне содрогнувшись, улыбнулся