Том 5. Большое дело; Серьезная жизнь - Генрих Манн
Он чуть заметно кивнул ей грузной головой, и она послушно удалилась. С порога она еще раз осмотрела посетителей. Они, по-видимому, были не из самых опасных, но зачем притаскивают они сюда, в дом, свои дурные и шалые дела?
Они стояли перед ним вдвоем. Кирш смотрел на них молча и выдувал на свое лицо клубы дыма. Его рука, лежавшая на чубуке трубки, не была ни грузной, ни мясистой, нисколько не похожа на бифштекс, скорей наоборот: слишком легкая, с нервными пальцами. Мария заметила, что рука лежала, словно погруженная в раздумье. В то же время ее поразила мысль, что она еще ни разу не разговаривала с Киршем. Он с каждым разом все приближался к ней, и вот она стоит перед ним и больше не может ждать.
— Господин Кирш! Господин Кирш! У меня украли ребенка! Мне страшно! Что, если его убили!
Последние слова вырвались криком, даже рыданием — и снова тишина.
Минго содрогнулся с головы до пят, но с опозданием, когда все опять было немо, как немы серна и золотая рыбка.
Кирш спросил:
— Кто мог его убить?
За Марию ответил Минго горячо и взволнованно:
— Это могла сделать только Виктория Майер!
— Откуда вы ее знаете?
— Я и Мария — друзья детства. Мы еще маленькими играли с Майерами.
— Игра затянулась, — сказал Кирш. — Когда вы снова встретились с госпожой Бойерлейн?
— Тринадцать месяцев тому назад.
— Мария, сколько вашему ребенку?
— Полгода. Он родился семимесячным.
— Шесть и семь — как раз тринадцать. Так оно и было.
— Что «так и было»? — тихо, в глубоком страхе спросила Мария.
Минго отвернулся, а Кирш указал на это Марии наклоном головы — и только. Потом обратился к ней вдруг на «ты».
— Ты из приморья, я тоже. Первым номером шел ребенок; ты его получила, потому что так хотела другая. В уплату она дала тебе тогда большой синий камень! — выпалил он совсем новым голосом: с высокого регистра он вдруг опустился на средний тон и прозвучал до странности обыденно.
— Нет, — жестко сказала Мария; в это мгновение она решила непременно переговорить с Викки. — Камня у меня никогда не было.
Минго вспылил:
— Как вы можете утверждать, что моя невеста воровка! Мария никогда не крала.
Кирш и Мария глядели друг на друга. Возбужденные, молящие глаза одной, непроницаемое лицо другого — Минго подался назад, насколько позволяла тесная комната.
— После покушения на самоубийство ты поступила в «Гарем».
Минго… он выслушал и отшатнулся к стене.
— Мне пришлось зарабатывать на ребенка, а в «Гареме» все-таки пристойней, чем в других местах.
— Хорошо, Мария. Это еще куда ни шло. — И вдруг опять обыденным голосом: — Но дальше ты прибегла к вымогательству. Ты заставила Адель написать завещание. Так? В пользу отца твоего ребенка, так?
Минго был как в тумане. Мария медлила ответом, и он цеплялся за надежду, что она не ответит ничего.
— Да. Это так, — сказала Мария.
Кирш поправил:
— Это так, когда мне рассказывает Адель. С твоей точки зрения это должно выглядеть иначе.
Мария пошатнулась, он быстро наклонился вперед и придвинул ей стул:
— Садись!
Сам он так и остался сидеть, наклонившись вперед.
— Теперь посуди, сколько ты сделала в жизни такого, чему не следовало быть, и потом жалуйся на других! Ты, понятно, думаешь, что Адель замешана в похищении ребенка. Что ж, выходит, она тебе мстит?
— Нет, она не мстит. Она любит Курта и хочет его удержать, но это возможно для нее только в том случае, если я лишусь ребенка. А вот Викки мстит мне!
— За что?
Мария умолкла. Она никогда не знала, за что Викки мстила ей всю жизнь.
Кирш заговорил высоким и резким голосом, который ее пробудил:
— Наступает время, когда ты должна следить за собой. Денно и нощно. Понимаешь?
Слова его звучали так, точно он знал до мелочей, в чем опасность. Мария испугалась, ей пришло на память: «Мария, досада в доме в утренний час!» Кто это предсказал? Но тогда опасность была как будто отдаленная. Теперь же Кирш говорит так, точно угроза близка.
— По утрам между четырьмя и пятью? — спросила Мария в смятении.
Кирш с готовностью отвечал:
— Не только между четырьмя и пятью. Всегда. Понимаешь? Иначе тебя засосет еще глубже. Так и в море бывает, что нападаешь на место, где тебя засасывает, — и уже не поднимешься, не выплывешь, поздно. Ты должна уйти от Курта! — Он это выпалил, точно угрозу. И вдруг, как неожиданная пощада: — Ребенка мы уже нашли.
Мария вскочила:
— Где он?
— Тише! Он цел и невредим. Мы к нему приставили сиделку. Обе голландки задержаны и отправлены в полицию. Викки ребенка не получит.
— Но я-то? Я!
— Ты тоже пока не получишь. На что же Бойерлейн адвокат? Он выдвинул против тебя кое-какой материал.
— Мой ребенок… я… мой ребенок! — лепетала Мария. Вдруг она прокричала — Вы должны арестовать Викки.
— Или тебя, — резко сказал Кирш. — Тогда несомненно больше ничего особенного не произойдет. К тому же до тебя мне легче добраться. Законное основание я всегда найду. Будь оно у меня также и против Викки Бойерлейн! — Он прикусил язык. И неожиданно добавил: — Уезжай-ка ты из Берлина, подальше от Курта Майера!
— Без ребенка не уеду! — заявила Мария решительно и холодно.
Он поднял свои грузные плечи и снова разжег трубку.
Минго стал рядом с Марией и хрипло приказал:
— Довольно! Едем!
— Без ребенка не уеду, — повторила она. — Господин Кирш, как вы думаете, Курт затевает что-нибудь еще?
Тот поднял на нее глаза и кивнул. Это означало: «Твой вопрос мне понравился». Невнятно, потому что глубоко затянулся, Кирш проговорил:
— Такие полушелковые часто оказываются самыми опасными.
Он встал, открыл дверь:
— Всего хорошего! — и выпустил их обоих.
Потом он еще провожал их взглядом из окна, как они шли по улице.
— Ее засосало, бедняжку! А жаль! Здоровая девушка, прекрасный парень! Ему-то что! Доживет до восьмидесяти лет. Хотелось бы сказать то же и о ней.
Дальнейшее Кирш обдумывал, стоя как раз посредине своей маленькой комнаты. Комиссару Киршу нужно было, чтобы большие, некрасивые букеты роз на обоях все на равном расстоянии окружали его массивное тело, когда он подходил в своем следствии к выводу.
Ограбление было совершено ради Викки. Большой синий камень — для Викки. Связь ее брата с Марией подстроила она же. Она с Аделью вместе толкнула Марию в «Гарем». Она кроется и за кражей ребенка. Фуксиха, та в вечном страхе за свою лицензию, — нет, нашлась другая, посильней, и увлекла ее на безрассудство.
