В раю - Пауль Хейзе
— Ирена! Qu’en dites-vous ma chere infant? Mais c’est idée laplus extravagante que mr. Schnetz…[73]
— Видите ли, — сказал Шнец, обращаясь к Ирене и не обращая внимания на речи графини, — каждый член имеет право пригласить с собою на вечер даму. При этом не спрашивается, знакома ли она с кем-либо другим из членов или нет. За нее отвечает кавалер. До сих пор члены общества в своем выборе обнаруживали столько такта, что ни разу еще не было какого-нибудь скандального случая. Вообще, впрочем, женское общество в раю отличается большим разнообразием в отношении происхождения и образования. Большею частью оно состоит из дочерей почтенных горожан, есть в нем несколько актрис из театров в предместьях, попадаются также белошвейки и модистки (за неприступность добродетели которых я не поручусь). Но под масками все эти различия сглаживаются, видны только одни блестящие, веселые глазки; побывать на таком празднике, во всяком случае, интересно. Он оставит в вас несравненно более приятное воспоминание, чем раздушенные рауты нашей аристократии, которые как-то все на один лад, не блистают остроумием и не имеют непринужденного, задушевного характера, располагающего к веселью.
— Впрочем, — продолжал он, не видя, по выражению лица Ирены, чтобы она была уже согласна принять его предложение, — вы не обязаны особенно стесняться. Если вы будете чувствовать себя не в своей тарелке между нашими Bohemiens, то вы можете взглянуть на все это как на представление, окончания которого никто вас не обязывает ожидать. Я могу вам только сказать, что невеста Янсена и милая наша Анжелика обещали также быть в раю, а потому у вас не будет недостатка в почетной страже. Графиня, помогите мне убедить мадемуазель Ирену. Строгий дядюшка, конечно, противиться не будет.
— Как? Вы предлагаете мне помочь вам, безбожному искусителю? — воскликнула старая дама, отчасти со смехом, отчасти с ужасом. — Mais decidement vous tournez a la folie mon cher Schnetz![74] Разве вы забыли, что я, pour ainsi dire,[75] в нравственном отношении заступаю у Ирены место ее матери, что я отвечаю за все впечатления и случайности, которым может подвергнуться Ирена в Мюнхене? И вы хотите, чтобы я убедила ее посетить общество, где бывают женщины de la plus basse extraction[76] — конторщицы, гризетки, натурщицы, одним словом, общество, которое, как бы оно ни было интересно и оживлено и как бы ни было предпочитаемо нашему кружку негодными мужчинами, будет все-таки оставаться, в сущности, mauvais genre.[77]
Во все время этой с жаром высказанной речи на лице Шнеца выражалась какая-то смесь гнева, сожаления и досады. Когда дама замолчала и, лаская Ирену, хотела заключить ее в свои объятия, как бы желая спасти этого цыпленка от когтей коршуна, поручик медленно приподнялся и, скрестив на груди руки, сухо произнес, точно отчеканивая каждое слово:
— Трудно было бы, разумеется, переделать понятия и убеждения особы ваших лет, насквозь пропитанной придворной атмосферой, но тем не менее я должен буду просить вас не употреблять выражения mauvais genre относительно общества, в которое я имею честь приглашать мадемуазель Ирену. Ввести молодую, глубоко уважаемую мною особу в такое общество, где бы она могла быть шокирована и оскорблена чем-нибудь грубым, недостойным, — не в моих правилах. В этом отношении я смотрю на вещи едва ли не строже вас, несмотря на то, что на вас лежат, как вы говорите, материнские обязанности. В оное время, когда я принадлежал к кружку здешней аристократии, которая здесь, конечно, не лучше и не хуже, чем в других столицах, мне приходилось слышать такие бальные разговоры, которых в нашем, далеко не щепетильном, раю не могла бы извинить даже и маскарадная свобода. Конечно, на аристократических балах болтали по-французски без малейшей запинки, но зато двусмысленности скользили у нас среди светской болтовни также без всякой запинки. Это считалось даже bon-genre.[78] Что же касается до поступков нашей haute extraction[79] в нравственном отношении, то лучше об них и не говорить… Вам самим достаточно хорошо известна придворная хроника. Вы знаете, как легко самые утонченные великосветские манеры уживаются с крайнею разнузданностью нравов. Самые чистокровные аристократы, по отношению к прекрасному полу, точно так же стараются пользоваться его слабостью, как это делают и плебеи… Даже в большинстве случаев совесть оказывается у них покладистее, чем у плебеев, а между тем подобным господам вы без боязни поручили бы мадемуазель Ирену на целый котильон. Кстати, если угодно, я вам напомню о том, что пришлось вынести вам самим от ваших кавалеров во время танцев. Например: барон X, который…
Тут Шнец наклонился и стал что-то нашептывать на ухо старой графине, несмотря на все старания ее освободиться от насильственной его сообщительности.
— Mais vous etes affreux![80] — воскликнула она наконец и стала отмахиваться от него носовым платком, как если б ее преследовал целый рой назойливых комаров.
— Тысячу раз прошу извинения, — сказал Шнец, обращаясь снова к Ирене. — C’est contre la bienseance, de chuchoter en societe.[81] Вы видите, что я еще не совсем забыл катехизис светской благопристойности, хотя, признаться, нередко грешу против него. Я имел намерение убедить графиню в том, что хотя здешняя Boheme, из среды которой я выбрал себе кружок приятелей, состоит тоже из человеков, а не из ангелов, но что тем не менее в ней нельзя рассчитывать встретить людей, которые могли бы послужить объектом для практического изучения распущенности нравов и анормальности культурных явлений общественной жизни нашего столичного города. А между тем некоторые из членов высшего здешнего общества отлично пригодились бы для этой цели.
Старая графиня быстро встала со своего места. Она вся покраснела и, с трудом сдерживая свое негодование, поспешно простилась с обществом.
Обращаясь к Ирене, помогавшей ей закутаться в бархатную шубу, графиня сказала ей с улыбкою, которая должна была выражать материнскую заботливость:
— Ce cher Schnetz, il a toujours le petit mot pour rire. Впрочем, ma mignonne faites ce que vous voulez. Je
