Тиль Гаримму - Андрей Евгеньевич Корбут
Он был почти уверен, что Нерияху бросится за ним следом, стоит ему отойти.
Так и случилось.
— Дорогой Гульят! — уже на выходе с террасы догнал его казначей. — А может ли что-то заставить тебя изменить решение?
— О каком решении ты говоришь? — почти искренне удивился Гульят.
— Как же! Касательно двух сотен из царского полка!
— Даже не знаю… А что ты скажешь на то, чтобы до лета обеспечить моих солдат всем необходимым?
— Разумеется, разумеется, я давно об этом думал! Кажется, накануне похода с этим же подходил Ашшур-ахи-кар, — осенило вдруг казначея. — Но я и не думал ему отказывать! Так мы договорились?
10
История, рассказанная писцом Мар-Зайя.
Двадцатый год правления Син-аххе-риба.
За три месяца до падения Тиль-Гаримму
Шем-Тов — неповоротливый, переваливавшийся с одной ноги на другую, жирный боров — казалось, не заметил меня, когда я сказал, что могу предложить фиги по очень выгодной цене. Говорить что-то еще в окружении его слуг, рабов и какого-то вельможи с крысиным лицом и упорным взглядом, я не рискнул. А тот спросил меня, кто я такой и как попал во дворец. Я ответил что-то невнятное и тут же подумал: или возьми себя в руки, или тебя посадят на кол.
— За меня договаривался Мальахе…
— Отвечай, кто пропустил тебя во дворец, щенок, — хмуря брови, повторил вельможа.
— Мальахе? — откликнулся Шем-Тов. — Я ждал тебя вчера! Омри, оставь его в покое. Тем более что он уже уходит. Встретимся на рыночной площади завтра в полдень, покажешь мне свои фиги.
Вполне довольный собой, что у меня все получилось, я закивал и пошел прочь, но за первым же поворотом Шем-Тов нагнал меня и быстро зашептал:
— В полночь, постоялый двор около рыночной площади. Возьмешь себе угловую комнату.
Когда я вышел из дворца, давно стемнело. Стоял тихий вечер, воздух был чист и прозрачен, но из-за дворцовых огней звезды таяли на свету. Те немногие, что оставались в небе, я знал наперечет…
Ярче всех сияла Стрела бога Нинурты[64]…
«В дни холода, мороза, льда, в дни появления звезды Стрела, которая тогда огненно-красная, как медь»[65]…
В Грузовой повозке[66] виднелась звезда Ниневии[67], за ней вдогонку мчался ее Страж и ярость Ашшура[68], а над горизонтом повис Канопус[69]— «золотая земля», как ее называют египтяне.
Я не спешил, побродил по городу, поглазел на местных красоток, в каждой из них мечтая разглядеть Марганиту, и, пока добрался до места, сделал несколько лишних кругов.
Хозяин, приземистый человек с большим горбом, молча взял плату, молча провел в комнату, знаками спросил, не хочется ли мне немного поесть. Я не стал отказываться:
— Неси, тарелку полбы и пива.
Горбун закивал и дал понять, что скоро вернется.
В ожидании ужина я присел на скамью. Ночная прогулка изрядно утомила меня. Но тут дверь приоткрылась, и на пороге появился Шем-Тов.
Я поднялся, чтобы встретить его поклоном, однако лазутчик вместо ответного приветствия с несвойственной для его тучной фигуры резвостью преодолел то небольшое расстояние, что нас разделяло, и приставил к моему горлу кинжал.
— Кто ты такой, и почему я должен тебе верить?
— Посмотри на перстень на моей правой руке, — ответил я.
Как только он узнал голубой сапфир, доказательство того что я служу Арад-бел-иту, кинжал вернулся в ножны. После этого вельможа нервно заходил по комнате.
— Ты не вовремя нашел меня во дворце. Омри — мы с ним считаемся приятелями — давно подозревает меня в связях с Ниневией. Он командует в Тиль-Гаримму внутренней стражей. Какие указания дал тебе Хошаба?
— Запомнить все, что ты мне скажешь, и точно передать ему.
— Хорошо. Тогда передай, что я не сплю второй месяц, с тех пор, как стража арестовала царского постельничего, который знает все обо мне и моих делах.
Я взял на себя смелость высказаться на это счет:
— Два месяца — большой срок. Не думаю, что кто-нибудь продержался бы так долго под пытками. И раз ты здесь, значит, он умер, не выдержав боли, что тебе на руку.
Шем-Тов посмотрел на меня с удивлением. Согласился и тотчас заулыбался, как будто с души у него сняли тяжелый камень. Вздохнул и присел рядом со мной.
— Царь Гурди готовится к долгой осаде. Закрома заполнены ячменем, полбой и финиками. В прошлом месяце по указанию царского кравчего я скупил для дворца впятеро больше запасов, чем требуется. Дважды приезжали киммерийцы. Поговаривают, что наш повелитель хочет отдать свою дочь за сына царя Теушпы, взамен попросит военной помощи.
— Они и сейчас в Тиль-Гаримму?
— Да. Как ты узнал?
— Дочь царя вбежала в тронный зал, когда нас принимал царь Гурди. Хвастала подарком — дорогим скакуном.
— Она выдала секрет. Их прячут от вас в дальних комнатах. С киммерийцами приехал царевич. Марганита ему понравилась, а он, похоже, ей. Отец на их брак пока не дает согласия, надеясь выторговать лучшие условия.
Мы оба вздрогнули, когда в дверь постучали.
— Кто это? — не на шутку встревожился Шем-Тов.
— Наверное, хозяин. Обещал принести пива и еды, — успокоил я.
Помогло мало: вельможа побледнел и прижался к стене, словно это могло бы его спасти, принялся бормотать себе под нос молитву, а когда я подошел ко входу, чтобы впустить хозяина, — поднялся и взялся за кинжал.
Я скинул защелку, отворил дверь… и все, что успел увидеть, — чей-то кулак, летящий мне в голову, услышать — хруст моей челюсти, почувствовать — как мир проваливается в бездну.
Когда я очнулся, меня несли на руках, на голове был мешок, веревки на ногах и на запястьях.
Кокон для гусеницы. Подскажите, как стать бабочкой.
Просмоленная ткань не позволяла ничего разглядеть, но, судя по звуку шагов и гулкому эху, мы снова были во дворце. Шли коридором с высокими каменными сводами, по гранитным плитам. Повернули налево, вышли на открытое пространство — очень похоже на внутренний дворик: журчанье фонтана и вспорхнувшая птица. Опять оказались в коридоре, коротком, как аппендикс, и настолько тесном, что моим носильщикам стало
